Гровер Ферр - 1937. Правосудие Сталина. Обжалованию не подлежит!

Фактически же все, кто пользовался заявлением Фриновского от 11 апреля 1939 года, писали о нем как об очень надежном источнике. Ну а сами утверждения Фриновского считаются ими безусловно правдивыми. Все до единого авторы избегают главного — сказать, что в точном соответствии с изложенным в записке Бухарина, Рыкова и других следует признать виновными как организаторов заговора «правых». Но именно это скрывается от читателей. И вдобавок тщательно замалчивается та часть свидетельства Фриновского, где он писал о подготовке московского процесса 1938 года. О значении наиболее важных из умолчаний речь пойдет ниже.

Пока же кратко остановимся на других «взрывоопасных» утверждениях записки Фриновского.

Ежов тоже участвовал в заговоре «правых» и был связан как с группой Бухарина—Рыкова, так и с другими группами.

С помощью пыток и выбитых таким образом показаний Ежов и его подручные в массовом порядке фальсифицировали уголовные дела на тысячи ни в чем не повинных советских граждан, чтобы скрыть следы своей заговорщической деятельности.

Сталинское руководство оставалось в неведении о массовых бесчинствах в НКВД и заговоре, возглавляемом Ежовым.

Значение заявления Фриновского для понимания событий в СССР 1930-х годов, особенно времени т. н. «ежовщины», трудно переоценить. Перед нами такой источник, который вкупе с рядом других исторических работ последних лет (в том числе авторов настоящей работы) требует кардинального пересмотра антисталинской, или, точнее, троцкистско-хрущевско-горбачевской концепции массовых репрессий.

Интерпретация «ежовщины» в изложении Фриновского совпадает с выводами тех научно-исторических работ, которые опираются на рассекреченные материалы из советских архивов, что в первую очередь следует отнести к трудам Юрия Жукова. Выступая на протяжении нескольких лет в печати, ученый писал, притом многократно, что по крайней мере некоторые из заговоров, раскрытых сталинским руководством, существовали в действительности. Жуков исследовал т. н. «кремлевское дело» и события, приведшие к отстранению от власти Авеля Енукидзе. Именно Жуков первым из историков указал: главную ответственность за массовые репрессии, развязанные вскоре после июньского (1937) Пленума ЦК ВКП(б), следует возложить на первых секретарей. [138]Относительно недавно и вновь со ссылкой на архивные материалы Жуков дал понять, что заговор военачальников с участием маршала Тухачевского, по его мнению, нельзя считать фальсификацией:

«— …Есть документы, по которым [начальник охраны Кремля] Петерсон должен был организовать арест пятерки: Сталина, Молотова, Кагановича, Ворошилова, Орджоникидзе. А временно, пока не соберется партийный съезд, ЦИК СССР, во главе страны должен был встать товарищ Тухачевский. Это так. И замешаны в этом деле были командующий Московским военным округом Корк и куча народа из МВО, они все были повязаны в заговоре.

То есть заговор был?

Конечно. И документы есть. Вот Патрушев (тогдашний директор ФСБ. — Г. Ф., В.Б.) взял бы и приказал своему архиву опубликовать эти документы». [139]

С начала «холодной войны» и по настоящее время в исторической литературе преобладают взгляды, согласно которым ответственность за массовые репрессии возлагается целиком на одного Сталина. Но такие представления явно несостоятельны. Характерный образчик — книга Янсена и Петрова. О Ежове авторы пишут как о «преданном сталинском палаче», хотя еще в 1990-е годы в их распоряжении оказались записка Фриновского и письменные признания того же Ежова, а из них явствует: нарком НКВД стоял во главе собственного заговора и ставил целью убийство Сталина. Те же документы подтверждают виновность Бухарина.

Майкл Эллман — другой автор из той же когорты — додумался даже дать новое название «массовым репрессиям»:

«Т. к. термин «ежовщина» давно существует, но переключает внимание с инициатора на его орудие, для описания 1937–1938 годов будет, по-видимому, более уместно использовать понятие «сталинщина». Для более же длительного периода (1928–1953) больше подходит другой термин, например «сталинизм». [140]

На самом деле верно прямо противоположное. Дж. Гетти и О.В. Наумов лет 10 назад показали: П.П. Постышев был исключен из партии, затем арестован и по приговору суда казнен именно за незаконные массовые репрессии. [141]И это лишь вершина айсберга.

Для «массовых репрессий» нужна новая историческая концепция, краеугольным камнем которой должна стать реальность существования заговора партийной оппозиции и военных. Ежов вместе с группой первых секретарей (а возможно, и с кем-то еще) воспользовался возникшей паникой в своих интересах и по сфабрикованным обвинениям приступил к массовому уничтожению ни в чем не повинных советских граждан, число которых, возможно, насчитывает не одну сотню тысяч.

Со временем сталинское руководство стало подозревать первых секретарей, затем очередь дошла до Ежова. Наконец, как отмечает Юрий Жуков со ссылкой на подлинник документа, не без трудностей Сталин вынудил Ежова написать заявление об отставке. Прямым следствием смены руководства НКВД стало резкое снижение числа репрессированных: менее чем до 1 % от их численности в годы «ежовщины». Занявший пост наркома внутренних дел Л.П. Берия инициировал расследование преступных деяний Ежова, Фриновского и их сообщников по заговору в НКВД, затем осужденных и казненных по приговору суда, с одновременным пересмотром и «реабилитацией» лиц, невинно пострадавших от репрессий.

Из материалов Генеральной прокуратуры и Пленума Верховного суда СССР, из книг Викторова, Черушева, Петрова и Янсена явствует: все они извратили то, что о мартовском («бухаринском») процессе 1938 года написано у Фриновского. Последний действительно засвидетельствовал, как Ежов и его пособники в НКВД добывали и фабриковали показания подследственных. Во всех вышеназванных материалах и книгах подразумевается, что те же «методы» использовались и при подготовке процесса по делу правотроцкистского блока.

На самом деле в заявлении Фриновского о «бухаринском» процессе не сказано ничего похожего. Наоборот, другие ежовские фальсификации там противопоставлены следствию по делу Бухарина. Практически в каждом из процитированных ранее фрагментов приводится та часть документа, где говорится о конфиденциальных беседах Ежова с Бухариным, Рыковым и как минимум с еще одним из подсудимых — Булановым, чтобы в преддверии суда заверить каждого из них, что смертный приговор им вынесен не будет. Но из всех приведенных выше цитат выброшено замечание Фриновского, что с помощью таких обещаний Ежов стремился убедить подсудимых не называть его имени как одного из участников антисталинского заговора.