Евгений Горбунов - Сталин и ГРУ

В то время посольства, как правило, не имели собственной радиосвязи со своей страной, которую они представляли. Кроме курьеров, военные атташе и другие дипломатические представители использовали единственный в то время канал для быстрой связи — радиотелеграф страны пребывания. Поэтому, чтобы гарантировать надежность шифропереписки, во всех почтово-телеграфных учреждениях были созданы секретные радиотелеграфные отделы, которые гарантировали надежность секретной радиотелеграфной переписки иностранных миссий.

Задача агентуры военной разведки состояла в том, чтобы проникнуть в секретные радиотелеграфные службы Болгарии, Румынии, Греции и Югославии, получать копии шифрованных телеграмм иностранных военных атташе перед их уничтожением и переправлять в Москву для дешифровки. Такие сообщения могли содержать ценнейшую для Разведупра информацию о политическом и военном положении в этих странах, прогнозы их развития в области политики и военной стратегии. В телеграммах могла быть и разведывательная информация о вооруженных силах этих стран: их численности, вооружении, уровне боевой подготовки. Много могло быть интересного и ценного, тем более что в отличие от информации агентуры такая информация была бы строго документальной, а это значительно повышало ее ценность.

Для развертывания этой разведывательной операции Винаров, используя свой китайский опыт, создал торговую фирму с представительствами в этих странах и развернул бурную деятельность. Это давало ему и его сотрудникам возможность часто ездить в Болгарию, Грецию, Югославию, не вызывая подозрений полиции и контрразведок этих стран. Постепенно были найдены подходы к секретным радиотелеграфным отделениям, появилась агентура, и работа пошла. Каналы связи с Веной, где находился центр группы, работали бесперебойно, и шифровки уходили в Москву. Вся система получения информации работала без серьезных провалов до января 1933 года. Сейчас еще трудно представить, сколько шифровок было получено в Москве. Но можно не сомневаться, что Берзин постарался выжать максимум информации из этой операции, которая получила шифр «Телеграф».

Иван Винаров писал в своих воспоминаниях: «До января 1933 года, когда поступило распоряжение приостановить работу с телеграммами, по нашей линии провалов не было. Только в Бухаресте было схвачено несколько наших людей из-за небрежности технического лица, который работал по каналу Бухарест — Прага — Вена». Но полиция не смогла добраться до их истинной деятельности, и суд вынес незначительные наказания за некие «неправомерные» действия. Больше провалов в этой операции не было. По результатам операции в характеристике Винарова появилась запись: «От Винарова получены исключительно интересные сведения государственного значения от источников в Бухаресте, Белграде, Афинах и Софии…»

В 1931 году после знаменитых фальсифицированных процессов «Промпартии» и «Союзного бюро меньшевиков», на которых подсудимые давали «показания» о подготовке Франции и ее союзников к войне с СССР, на страницах советской печати появилось слово «мобилизация». О мобилизации промышленности, армии и всей страны для отражения агрессии со стороны Франции и ее союзников, а также якобы поддерживающей их Германии писали газеты и журналы. Об этом говорили в своих выступлениях государственные и партийные деятели. Старалась и разведка. В начале 1931 года ИНО ОГПУ, ссылаясь на свои источники в Париже, Берлине и Варшаве, докладывало, что французское правительство хочет перетянуть Германию на свою сторону, добиться ухудшения германо-советских отношений и расторжения договоров, заключенных этой страной с Советским Союзом. Для этого немцам предлагается якобы заем в несколько миллиардов золотых франков. При этом разведка ничего не говорила о том, где Франция в условиях жестокого мирового экономического кризиса может найти такую фантастическую по тем временам сумму.

Летом 31-го от источников в Берлине было получено сообщение о том, что канцлер Германии фон Папен якобы ведет переговоры в Париже о военном союзе Франции, Германии и Польши, направленном против СССР. Первая цель проектируемого союза — поход на Украину. Такая информация, посланная на самый «верх», будоражила умы и усиливала нервозность в правительственных кругах Советского Союза. А отсутствие серьезного и объективного анализа этой информации, учитывавшего баланс сил и все внешнеполитические факторы, приводило к принятию поспешных и непродуманных решений, особенно в области военного строительства и развития РККА. Отсюда и заявления на высшем военном уровне о мобилизации и подготовке к отражению не существовавшей в 1932 году агрессии.

Обмен информацией между политической и военной разведками в 1931 году был регулярным, и начальник Разведупра хорошо знал весь материал, который посылался из ИНО наркому и после ознакомления с ним спускался в Штаб РККА. Много в этих материалах было неясного и непонятного. Как рассчитывали организаторы будущего похода на Украину совместить непримиримые противоречия между побежденной Германией и Польшей, получившей по Версальскому договору данцигский коридор и немецкую Силезию? О каком военном союзе между победившей Францией и поверженной Германией может идти речь? В Германии слишком хорошо помнят и капитуляцию в Компьенском лесу, и мирный договор, по которому страна лишилась армии (стотысячный рейхсвер не в счет) и статуса великой державы. Никогда еще побежденный, не вернувший еще ничего из потерянного, не заключал военного союза с победителем.

И, наконец, какими силами собирались совершить триумфальный поход? У Германии не было ни армии, ни обученных резервов. Франция не собиралась посылать своих солдат на Украину. А сил польской армии в 1931 году тоже не хватало для похода на Клев. В 1931 году обстановка была не та, что в 1926–1927 годах. Красная Армия была другой и по численности, и по количеству самолетов, танков, орудий. В случае войны ее передовые части очень быстро оказались бы у стен Варшавы с гораздо большими шансами на успех, чем это было в 1920 году. Берзин прекрасно знал это. Аналитики разведки из информационного отдела с цифрами и фактами в руках доказали ему, что в 1932 году любая вооруженная авантюра на Украине закончилась бы быстрым разгромом польских и румынских войск. Поэтому начальник военной разведки относился скептически к сообщениям берлинской, парижской и варшавской резидентур ИНО, считая их в какой-то мере тенденциозными, подгоняемыми под общий настрой об «угрозе» войны в 1932 году.

Но «наверху» в руководстве наркомата думали иначе. Тенденциозные выступления об «угрозе» войны принимались там как истина в последней инстанции. В соответствии с этим «вниз» спускались директивы о мобилизации. И эти директивы приходилось выполнять. Доказывать их неразумность и ненужность было уже невозможно. Времена 1926–1927 годов, когда военная разведка давала взвешенные и обоснованные оценки военно-политического положения страны (как в труде «Будущая война»), навсегда ушли в прошлое. Начальник Управления чувствовал изменение обстановки, и для него не был неожиданным документ, определявший основные задачи работы Управления на 1932 год. В этой директиве, утвержденной начальником Штаба РККА в декабре 1931 года, указывалось, что «центральной задачей Управления на 1932 год ставится обеспечение его мобилизационной готовности (выделено в документе. — Е.Г.) как центрального органа военной разведки». В соответствии с этой задачей указывалось, что в области изучения вероятных противников должно быть выявление их планов мобилизации и стратегического развертывания на 1932 год. Пришлось аналитикам информационного отдела, отложив в сторону основные дела, заниматься составлением записок о мобилизации и стратегическом развертывании возможных противников в 1932 году.