Евгений Горбунов - Сталин и ГРУ

«Выдвинутые нами проекты были благоприятно приняты министром и начальником Генштаба. Сегодня я беседовал с субсекретарем министра, который, очевидно, будет непосредственно руководить этой работой. Субсекретарь заявил, что наши предложения будут, несомненно, приняты, и помимо вопросов, выдвинутых в проекте, просил меня составить план работы и вербовок по линии Америки и Франции на Италию и Германию. С этой целью он предложил мне встретиться с послом Испании в США.

Организация Разведывательного управления открывает широчайшие возможности для нашей работы. Нам, очевидно, будут предоставлены возможности для использования всех дипломатических, военных и коммерческих связей за рубежом. Принимая во внимание чрезвычайную засоренность заграничного аппарата, нам, конечно, нужно быть очень осторожными в подборе людей и по этой линии ориентироваться на подбор и посылку новых кадров».

Можно не сомневаться, что начальник Управления сделал все возможное для того, чтобы испанская агентура, работавшая в секторе стратегической разведки, работала не только на республику, но и на Советский Союз.

Взаимоотношения военной разведки с «карающим мечом пролетариата» — НКВД, всегда были скользкой темой для любого исследователя. Личные дела репрессированных разведчиков в архиве ГРУ и никогда не будут доступны. Следственные и реабилитационные дела в архивах ФСБ и Главной военной прокуратуры тоже под запретом. В открытых документах архивов почти ничего нет об обстановке в Разведупре и причинах снятий и перемещений ведущих сотрудников Управления. Тумана и неясного много, но писать о страшных 1937–1938 годах надо. И не только для того, чтобы показать подлинную и правдивую историю военной разведки, но и для того, чтобы попытаться вспомнить обо всех, кто был уничтожен и кто после 17 лет заключений выжил и был реабилитирован. Нужен мартиролог памяти военным разведчикам, погибшим не на боевом посту в мирные 30-е годы за линией невидимого фронта, а отдавшим свою жизнь в своей стране и погибшим от пули своих палачей.

Таких людей было много. За 14 лет руководства разведкой Берзин все время искал их, очевидно, хорошо понимая, что лишних людей в разведке не бывает, что агентурная сеть в странах Европы и на Востоке должна быть максимально плотной, что неизбежные в агентурной разведке потери должны восполняться в кратчайший срок. Поэтому и людей в разведке должно быть много: по национальности, по интеллекту, по общему развитию, по образованию. Этих людей он искал везде и всюду, даже в Испании и других странах, в которых ему приходилось бывать. Всех их помнил, хорошо знал и, конечно, мечтал с ними поработать. Об этом и думал, возвращаясь в Москву из Испании и еще не зная, куда будет назначен.

С середины 30-х годов обстановка в Разведупре была сложной. После прихода Артура Артузова с группой руководящих сотрудников ИНО ОГПУ и коренной перестройкой центрального аппарата разведки (по предложению Артузова) антагонизм между старыми кадрами и «пришельцами» возник сразу же. И не только потому, что в военном ведомстве не жаловали чекистов, попадавших в их среду. На взаимоотношения в руководстве Управления оказало влияние и то, что вся стратегическая разведка (первый и второй отделы) была отдана под руководство Федора Карина и Отто Штейнбрюка. Асы Управления: Александр Никонов, Оскар Стигга, Василий Давыдов, отдавшие военной разведке годы и годы работы, были отодвинуты на задний план. Борис Мельников, недавний помощник Берзина, вообще ушел из разведки и возглавил службу связи Исполкома Коминтерна. Конечно, он ушел не по своей воле, а по решению высших партийных органов, но это сути дела не меняло. Интересно отметить, что человек, которого он сменил в Коминтерне — Александр Абрамов, — перешел в Разведупр и, в свою очередь, получил пост помощника начальника, курировавшего, правда, не восточное, как Мельников, а испанское направление.

Подлили масла в огонь и ноябрьские 1935 года присвоения персональных воинских званий. «Пришельцы»: Артузов, Карин, Штейнбрюк, Захаров-Мейер — получили звания корпусных комиссаров, а Никонов и Стигга — только комдивов. Возникновение недовольства со стороны «коренных» разведупровцев в этой обстановке было неизбежным.

Новый начальник — комкор Урицкий, встал на сторону сотрудников Управления, недовольных засильем чекистов. Как кадровый военный, прослуживший в РККА 19 лет, он не мог встать на сторону сотрудников другого наркомата. Так что противостояние в руководстве Разведупра было неизбежным. Надо отметить, что Урицкий и по интеллекту, и по характеру, и по стилю поведения с подчиненными значительно отличался от своего предшественника. Участник мировой и Гражданской, проведший почти всю войну в кавалерийском седле, он воспринял характерный для некоторой части высшего комсостава РККА грубый и пренебрежительный стиль отношения к подчиненным. И если после прихода в Управление в мае 1935 года он как-то сдерживался, войдя в новую для себя атмосферу уважения, такта, внимательного отношения к сослуживцам, то через полтора года все недостатки его характера и поведения стали видны всем сотрудникам. Тактичный и сдержанный Артузов отметил в своем письме Урицкому в декабре 1936 года этот его недостаток: «исключительная усиливающаяся резкость с Вашей стороны в отношении бывших чекистов». Карину и Штейнбрюку доставалось в первую очередь. Урицкий прекратил обсуждение оперативных вопросов с начальниками двух ведущих отделов. Все руководство с его стороны свелось к писанию резких и обидных резолюций по каждому мелкому упущению и вызовов в свой кабинет для надраивания и угроз снятия с должности. Конечно, подобные меры руководства в разведке явно не годились, и Артузов, хорошо понимая это, писал в своем письме: «Лично я считаю, что меры взыскания и внушения необходимы для поднятия нашей работы. Однако без чередования со спокойной, воспитательной, подбадривающей работой они цели не достигают, особенно в разведке (полагаю также и в строевых частях)». Намек на грубость и нетактичность нового начальника был достаточно ясным.

Изменилось отношение Урицкого не только к начальникам первого и второго отделов, но и к Артузову. Как первый зам, он руководил стратегической разведкой, курируя основные отделы Управления. Но все указания и распоряжения этим отделам давались через его голову, превращая этого аса разведки в заместителя без определенных занятий. Артузов понимал, что тучи над ним и пришедшими с ним людьми сгущаются, и старался взять под защиту людей ИНО в Разведупре. До Ворошилова он добраться не мог, нарком никогда не вызывал его, предпочитая получать всю информацию о работе Управления от Урицкого. Поэтому Артузов и писал подробное письмо комкору. Конечно, Урицкий знал, почему и по чьему приказу появился в Разведупре начальник ИНО. С группой сотрудников. Наверняка он был знаком и с постановлением Политбюро от 26 мая 1934 года. И все-таки Артузов еще раз подчеркивает в письме, кем он был послан в военную разведку и под чьим покровительством находится. Вот отрывок из письма: «Не для того, чтобы искать положения, популярности, выдвижения или еще чего-либо пошли эти товарищи со мной работать в Разведупр. Вот слова тов. Сталина, которые он счел нужным сказать мне, когда посылал меня в Разведупр: «Еще при Ленине в нашей партии завелся порядок, в силу которого коммунист не должен отказываться работать на том посту, который ему предлагается». Я хорошо помню, что это означало, конечно, не только то, что как невоенный человек я не могу занимать Вашей должности, но также и то, что я не являюсь Вашим аппаратным замом, а обязан все, что я знаю полезного по работе в ОГПУ, полностью передать военной разведке, дополняя, а иногда и поправляя Вас». И упрекая Урицкого в плохом отношении к нему, Артузов опять упоминает о том, что Сталин хотел видеть его в Разведупре: «Простите меня, но и лично Ваше отношение ко мне не свидетельствует о том, что Вы имеете во мне ближайшего сотрудника, советчика и товарища, каким, я в этом не сомневаюсь, хотел меня видеть в Разведупре тов. Сталин». Намеки на покровительство Сталина были достаточно прозрачны и красноречивы.