Владимир Бешанов - Год 1943 - «переломный»

Еще одна попытка освобождения Донбасса провалилась.

«Первое наступление армии после сталинградских боев, — переживал В.И. Чуйков. — Ни одна из поставленных задач не решена. Конечно, ставить задачи легче, чем вести бой, да еще к тому же с сильным и опытным противником. Было над чем задуматься… Дорого обошлись врагу контратаки. Но мы тоже понесли тяжелые потери. Много полегло тех, кто выдержал даже и сталинградский ад. Силы и средства 8-й гвардейской армии были на исходе…»

В сводках Советского информбюро сражение подавалось как бои местного значения и «усиленные поиски разведчиков».

Маршал Василевский предпочел умолчать о том, как он координировал эту операцию.

Советские историки привычно сделали вид, что никакого стратегического наступления не было, а имели место две ограниченные «самостоятельные фронтовые операции вне рамок стратегических операций». И хотя советские ударные группировки не смогли продвинуться дальше второй немецкой траншеи, «цель в значительной мере была достигнута». К примеру, Южный фронт «сковал крупную группировку противника в Донбассе и не позволил германскому командованию снять отсюда войска и перебросить их под Курск, где решалась судьба всей летне-осенней кампании». И Юго-Западный фронт тоже «сковал резервы противника» и чего-то не допустил, тем самым помогая Ватутину.

Казалось бы, нетрудно предотвратить то, чего противник не собирался делать. Ан нет, народу за две недели уложили почти столько же, сколько потерял Воронежский фронт на Курской дуге — 100 тысяч человек.

Эсэсовскому корпусу пришлось задержаться на Украине. Только «Лейбштандарт», сдав танки и тяжелое вооружение, отправился в Италию. Дивизии «Дас Рейх» и «Мертвая голова» были переброшены в Донбасс. 30 июля совместно с 3-й танковой и 16-й моторизованной дивизиями они нанесли мощный контрудар по плацдармам, созданным войсками Южного фронта, и в три дня восстановили оборону по линии реки Миус. Манштейн сообщает о 18 000 пленных и 700 уничтоженных танках.

При этом генерал Ватутин никого сковать не смог. «Мы без проблем вышли из боя… — вспоминает генерал Раус. — Стрелковые дивизии Красной Армии, которые недавно понесли тяжелые потери, не понимали, почему немцы добровольно отступают, и подозревали какую-то хитрость. Эти подозрения имели под собой основания, так как до сих пор многие отступления немцев завершались внезапными атаками, приводившими к разгрому преследовавших их советских частей».

Войска Воронежского и Степного фронтов основными силами перешли к преследованию «разгромленного» противника лишь 20 июля. Фантазировать и проводить перегруппировку войск — ну, например, сосредоточить что-либо серьезное на флангах и ударить под основание немецкого клина — не стали. Все свелось к лобовым атакам и вытеснению противника с одного промежуточного рубежа на другой с темпом продвижения 3–5 километров в сутки. Используя тактику подвижной обороны, Гот рассчитывал нанести русским максимальные потери и выиграть время для эвакуации бронетехники, а советские генералы во всем шли ему навстречу. Неприятель широко использовал на отходе опыт эвакуации Ржевского выступа.

«Главной задачей батальона стало разминирование… — вспоминает полковник А.Б. Немчинский о буднях 207-го отдельного батальона инженерных заграждений. — Много хлопот доставили нам новые металлические Тми-43, деревянные противотанковые «хольцминен» и старые опасные знакомые — противопехотные «шпрингминен»… В это время и вспыхнула эпидемия минобоязни. Особенно поразила она зону, оставленную нашими войсками и вновь освобожденную к 23 июля. В этой зоне, помимо сохранившихся наших минновзрывных заграждений, было установлено и большое количество мин противника. Начались подрывы.

Особенно морально подавляли войска мины-сюрпризы, которые мы обнаруживали почти в каждом освобожденном населенном пункте.

Сюрпризы были главным образом натяжного действия. Обычно это выглядело так. Лежит, допустим, немецкий автомат, авторучка или какая-нибудь другая приманка. Тоненьким тросиком она соединена с чекой взрывателя, вставленного в заряд ВВ. Все сюрпризы были, как правило, хорошо замаскированы, и обнаружить их мог только опытный глаз минера, да и то не всегда… Случаи подрыва на сюрпризах так обострили минобоязнь, что солдаты и офицеры предпочитали не дотрагиваться до самых безобидных предметов без помощи длинной веревки и крюка…

Командование срочно издало приказы, запрещающие располагаться в населенных пунктах и обязывающие проводить тщательную проверку местности на наличие мин».

Не меньше хлопот доставляли густо посеянные отечественные мины марки ЯМ-6. Примитивные по устройству, собираемые в полукустарных мастерских, представлявшие собой деревянные ящики, начиненные брикетами взрывчатки, они были опасны при установке, а еще больше — при снятии. Эту работу наши саперы называли «игрой в ящик».

К исходу 23 июля советские войска, продвигавшиеся вдоль шоссе Обоянь — Белгород, были остановлены в 5— 7 километрах от переднего края бывшей главной полосы обороны. 7-я гвардейская армия восстановила свой прежний рубеж по реке Северский Донец. Официально завершилась Курская оборонительная операция, итоги которой подвел приказ Сталина:

«Вчера, 23 июля, окончательно ликвидировано июльское немецкое наступление из района Орла и севернее Белгорода в сторону Курска… За время боев с 5 по 23 июля уничтожено более 70 тысяч солдат и офицеров противника, подбито и уничтожено 2900 танков, самоходных установок — 196, полевых орудий — 844, самолетов — 1932, автомашин — свыше 5000». Верховный с удовлетворением отмечал, что окончательно «разоблачена легенда о том, что немцы летом в наступлении всегда одерживают успехи, а советские войска будто бы находятся в отступлении».

С этого момента потери резко выросли, поскольку немцы полностью завершили отступной маневр, а дивизии Воронежского и Степного фронтов по настоянию Сталина приступили к ежедневному штурму хорошо оборудованных в инженерном отношении позиций противника. Атаки продолжались до конца июля. За этот период армия Жадова в борьбе «за отдельные пункты местности» потеряла 7814 солдат и офицеров — треть общих потерь за июль. Войска Конева с 20 по 31 июля потеряли более 34 тысяч человек убитыми и ранеными.

Потеряв в ходе «преследования разгромленного противника» свыше 50 тысяч человек, оба фронта начали подготовку к Белгородско-Харьковской наступательной операции.

Итоги.

Понятно, что немецкие войска ни в коей мере не были разгромлены. Группа армий «Юг», подтвердив высокий оперативно-тактический и профессиональный класс, понесла значительно меньшие потери, чем сидевшие в мощнейшей обороне войска Воронежского фронта. По Манштейну, потери двух его армий составили 20 720 человек, в том числе 3300 убитыми, по данным современных российских историков — порядка 44 тысяч человек за весь июль. 2-й танковый корпус СС за период с 5 по 19 июля потерял убитыми 1447 человек, среди них 52 офицера, 6198 раненых, 138 человек пропало без вести. Безвозвратная убыль бронетехники, по немецким данным, составила 190 боевых машин, согласно самым оптимистическим подсчетам российских исследователей — 320 танков и штурмовых орудий, в том числе 56 «пантер» и 13 «тигров»; 8-й авиакорпус лишился 280 самолетов.