Левые коммунисты в России. 1918-1930-е гг.

В то время Россия напоминала перегретый паровой котел: страна стояла на пороге социального взрыва. К концу 1920 году волна крестьянских восстаний захлестнула Тамбовскую губернию, Среднее Поволжье, Украину, Западную Сибирь и другие области. Главным требованием повстанцев было свертывание режима реквизиций и предоставление крестьянам права самим распоряжаться продуктами своего труда. Масла в огонь подлила демобилизация Красной Армии: масса вооруженных крестьян возвращалась в родные деревни и пополняла ряды потенциальных повстанцев. Как мы увидим ниже, в начале 1921 года повстанческие настроения охватили и рабочих Петрограда, Москвы... и Кронштадта–городов, которые являлись очагами Октябрьского восстания.

На фоне разрастающегося общественного кризиса расхождения среди большевиков рано или поздно должны были достигнуть критической отметки. Большевики были едины в убеждении, что без победы революции в мировом масштабе пролетарская диктатура в России обречена – это фундаментальное положение по-прежнему признавали все течения в партии, хотя и с различными нюансами. В то же время, поскольку Советская Россия рассматривалась как стратегический бастион, завоеванный армией международного пролетариата, все сходились на том, что необходимо временное закрепление в этом бастионе, что ставило на повестку дня восстановление разрушенного хозяйства и налаживание нормальной общественной жизни. Предметом разногласий были методы, которые Советская власть может и должна использовать для того, чтобы не свернуть с верного пути и не уступить натиску враждебных классовых сил внутри России и за ее пределами. Восстанавливать экономику было жизненно необходимо–вопрос заключался в другом: каким образом Советская власть сможет реализовать эту цель, оставаясь при этом пролетарской по содержанию. В 1920-м и начале 1921 гг. разногласия, существовавшие в большевистской партии по данному вопросу, сфокусировались в так называемой «дискуссии о профсоюзах».

ТРОЦКИЙ И МИЛИТАРИЗАЦИЯ ТРУДА

На самом деле споры начались еще в конце 1919 года, когда Л. Д. Троцкий огласил предложения по восстановлению разрушенной промышленной и транспортной системы России. Достигнув впечатляющих успехов в качестве организатора Красной армии во время Гражданской войны, Троцкий обратился теперь к проблеме восстановления экономики. Он предложил использовать для ее решения методы военного коммунизма (хотя первоначально колебался и рассматривал совершенно иной подход): это означало введение полной милитаризации труда, необходимой для того, чтобы собрать расстроенные ряды рабочего класса, которому грозило вырождение во множество разрозненных индивидов, живущих мелкой торговлей, воровством или возвращающихся в деревню и сливающихся с крестьянской массой. Впервые Троцкий сформулировал свои взгляды в «Тезисах о переходе от войны к миру» («Правда», 16 декабря 1919 г.) и впоследствии защищал их на IX съезде партии в марте-апреле 1920 года: «Рабочая масса не может быть бесформенно-текучей массой, бродячей Русью. Она должна быть прикрепляема, перебрасываема, назначаема, командируема». Повинных в трудовом дезертирстве нужно отправлять в штрафные батальоны или трудовые лагеря. На заводах следует установить военную дисциплину. Как и Ленин в 1918 году, Троцкий превозносил преимущества единоначалия и «прогрессивные» аспекты «тейлористской системы». Что касается профсоюзов, то они должны полностью подчиниться государству:

«Строящемуся социалистическому государству профессиональные союзы нужны не для борьбы за лучшие условия труда – это есть задача общественной и государственной организации в целом, –а для того, чтобы организовать рабочий класс в производственных целях, воспитывать, дисциплинировать, распределять, группировать, прикреплять отдельные категории и отдельных рабочих к своим постам на определенные сроки, – словом, рука об руку с государством, властно вводить трудящихся в рамки единого хозяйственного плана.» (Троцкий Л. Д. Терроризм и коммунизм. Глава «Милитаризация труда»)

Взгляды Троцкого, несмотря на то, что поначалу Ленин в основном их поддержал, вызвали решительную критику со стороны многих партийцев – и не только тех, кто традиционно находился на левом фланге. В ответ на критику Троцкий только ужесточил и теоретически оформил свои взгляды. В книге «Терроризм и коммунизм» (по-видимому, задуманной им как ответ не только деятелям вроде Каутского, который является главной полемической мишенью в этом тексте, но и не в меньшей степени оппонентам-большевикам) Троцкий заходит так далеко, что утверждает следующее: принудительный труд имел прогрессивное значение для предшествующих способов производства, таких, как азиатский деспотизм и античное рабство, и, следовательно, утверждать, что рабочее государство не может использовать такие методы в широком масштабе – значит впадать в сентиментализм. Без тени смущения он заявляет, что милитаризация – это специфическая форма организации труда, характеризующая переход к коммунизму: «Основу милитаризации труда составляют те формы государственного принуждения, без которых замена капиталистического хозяйства социалистическим навсегда останется пустым звуком» (там же). Эта работа Троцкого показывает, насколько укоренилось в партии представление о том, что диктатура пролетариата возможна только как диктатура партии – теперь это положение возводилось в ранг теории, и его защита становилась чуть ли не делом принципа:

«Нас не раз обвиняли в том, что диктатуру Советов мы подменили диктатурой партии. Между тем можно сказать с полным правом, что диктатура Советов стала возможной только посредством диктатуры партии: благодаря ясности своего теоретического сознания, и своей крепкой революционной организации партия обеспечила Советам возможность из бесформенных парламентов труда превратиться в аппарат господства труда. В этой «подмене» власти рабочего класса властью партии нет ничего случайного и нет по существу никакого подмена. Коммунисты выражают основные интересы рабочего класса. Вполне естественно, если в тот период, когда история ставит эти интересы в полном объеме в порядок дня, коммунисты становятся признанными представителями рабочего класса в целом» (там же).

Излишне говорить о том, как далеки эти рассуждения от Троцкого образца 1905 года–тогда он определял Советы как органы власти, которые преодолевают буржуазные парламентские формы; как далеки они от идей ленинской работы «Государство и революция», написанной в 1917 году, и от большевистской практики в октябре, когда идея захвата власти партией была скорее неосознанной уступкой парламентаризму, чем разработанной теорией–тогда, во всяком случае, большевики проявляли готовность к сотрудничеству с другими социалистическими партиями. Теперь же Коммунистическая партия наделялась «историческим правом» на осуществление пролетарской диктатуры, «даже если эта диктатура приходила во временное противоречие с сиюминутными настроениями рабочей массы» (речь Троцкого на X съезде партии).