Левые коммунисты в России. 1918-1930-е гг.

Хуже всего было то, что репрессии деморализовали оппозицию. Почти сразу же после исключения Троцкого и Зиновьева, «объединенная оппозиция» распалась. Первым выпало самое слабое звено: унизительно капитулировали, признавая свои «ошибки» и умоляя о восстановлении в партии, Зиновьев, Каменев и большинство их сторонников. Тогда же капитулировали многие правые троцкисты. [32]

Расправившись с левыми, Сталин открыл огонь по своим союзникам на правом фланге партии – Бухарину и его сторонникам, которые открыто благоволили частному капиталу и кулакам. Столкнувшись с рядом экономических проблем, в частности, «товарным голодом», и заботясь, прежде всего, об усилении военной мощи России в преддверии новых империалистических войн, Сталин неожиданно осуществил «левый поворот», означавший быструю индустриализацию и «ликвидацию кулачества как класса», т.е. насильственную экспроприацию верхних и средних слоев крестьянства.

Сталинский «левый поворот», который сопровождался борьбой с «правым уклоном», явился еще одним фактором, обусловившим распад оппозиции. Многим оппозиционерам, для которых индустриализация была ключом к построению социализма, легко могло показаться, что Сталин принял их программу. Такие троцкисты, как Преображенский, теперь настойчиво убеждали своих товарищей вернуться под крыло партийного руководства. Такова была политическая судьба теории «первоначального социалистического накопления».

События 1927-1928 гг. явственно обозначили исторический переломный момент: сталинизм одержал окончательную победу, покончив с любой оппозицией в партии. Теперь не оставалось никаких препятствий для реализации программы, вытекавшей из сущности сталинизма – создания военной экономики на основе более или менее монолитного государственного капитализма С этого момента можно констатировать смерть большевистской партии, ее тотальное слияние с государственно-капиталистической бюрократией. Следующим шагом сталинистов было установление полного господства в Коммунистическом Интернационале и его окончательное превращение в инструмент внешней политики России. Одобрив теорию«социализма в одной стране» на VI Конгрессе в августе 1928 г., Коминтерн, как Второй Интернационал в 1914 г., подписал свой смертный приговор. Впрочем, агония отдельных коммунистических партий за пределами России затянулась до середины 1930-х гг., завершившись подавлением местных левых оппозиций и принятием позиции национальной «самообороны» накануне новой мировой бойни.

РАЗРЫВ ЛЕВЫХ КОММУНИСТОВ С ТРОЦКИМ

Сегодня историческая дистанция позволяет нам дать ясную оценку событиям 1927-1928 гг. Однако в те годы вопрос об их сущности и значении был предметом горячих споров в оппозиционных кругах. Основная полемика развернулась между Троцким и «демократическими централистами». Троцкий, обрушившийся на «децистов» с критикой их «ультралевых сектантских» ошибок, относился к этой полемике самым серьезным образом, что, по видимому, объяснялось растущим влиянием этой группы на его последователей.

Группа «Демократического централизма» вела борьбу с бюрократизмом в партии и государстве с 1919 г. Изгнанные из «объединенной оппозиции», «децисты» представили XV съезду партии собственную платформу, за что немедленно были исключены из ВКП(б). В 1929 г. Мясников писал во французской газете «Уврие коммюнист», что этот текст – т.н. «Платформа 15-ти» [33]– свидетельствует об эволюции «децистов» Сапронова к позициям его «Рабочей группы»: «В основных своих положениях, в оценке сущности государства в СССР и представлениях о рабочем государстве, программа 15-ти очень близка идеологии «Рабочей группы».

На первый взгляд, между платформами «децистов» и «объединенной оппозиции» нет резких различий. Конечно, «децисты» в более решительной манере ставят вопросы о диктаторских порядках на заводах, росте безработицы, угасании пролетарских Советов, деградации внутрипартийной жизни, катастрофических результатах политики «социализма в одной стране» на международном уровне. Но в то же время они по-прежнему не выходят за рамки требования радикальных реформ: в их платформе поддерживается призыв к ускорению темпов индустриализации и предлагается ряд мер, направленных на возрождение партии и установление пролетарского контроля над государством и экономикой. «Децисты» нигде не призывают к созданию новой партии или открытой борьбе против государства.

Тем не менее, в их платформе заметно стремление вскрыть сущность проблемы государства. Опираясь на марксистскую идею о том, что нельзя целиком полагаться на государство как инструмент пролетарской революции, «децисты» предупреждают об опасности полного отрыва государства от рабочего класса. Более того, они указывают, что нет ничего социалистического в государственной собственности как таковой:

«.... Сохранение пролетарской диктатуры является единственным условием, необходимым для того, чтобы обеспечить нашим госпредприятиям развитие в сторону социализма. Только низвержение этой диктатуры ил и ее перерождение может изменить направление их развития. В этом смысле, в обшей системе нашего хозяйства они являются подлинной базой нашего социалистического строительства, но это не значит, что они уже социалистические. [...] Называть социализмом (хотя и плохим)такие формы организации производства, при которых рабочая сила осталась товаром, – это значит заниматься пошлейшим приукрашиванием действительности, только дискредитирующим социализм в глазах рабочих; объявлять решенной ту задачу, которая еще стоит перед нами, – объявлять нэп социализмом» (Архив Троцкого: Коммунистическая оппозиция в СССР, 1923-1927. Т. 3. М., 1990. С. 200-201.).

Короче говоря, без политического доминирования пролетариата, экономика, включая ее государственный сектор, может развиваться только в направлении капитализма. Этого так и не понял Троцкий, для которого сохранение национализированной собственности само по себе являлось гарантией пролетарского характера государства. Наконец, в отличие от «объединенной оппозиции» «децисты» гораздо яснее сознавали неминуемое приближение Термидора. В их платформе говорится о том, что окончательная ликвидация партии сталинской фракцией будет означать конец пролетарской диктатуры в России:

«Бюрократизация партии, перерождение ее правящих верхов, слияние руководящего партией аппарата с бюрократическим государственным аппаратом, уменьшение удельного веса в ее жизни рабочей ее части, применение во внутрипартийной борьбе воздействия государственного аппарата, – все это показывает, что ЦК в своей политике зажима партии перешел уже ту границу, за которой начинается ликвидация партии и превращение ее в подсобный аппарат государства.