Андрей Буровский - Наполеон - спаситель России

Я буду рад услышать возражения, но пока приходится утверждать: революция 1789-1794 годов была страшной, невероятно жестокой гражданской войной, в пламени ко­торой сгорело величие Королевства Франция. Величие было ДО нее. Величия не стало ПОСЛЕ нее. В чем вели­чие самого этого чудовищного события, мне совершенно не понятно.

Восторженные романтики рассказывают о стра­даниях народа и о подвигах тех, кто свергает «народных мучителей». Чтобы этот миф был поярче, надо хорошень­ко расписать ужасы «старого режима». Так, чтобы всякому стало понятно, — свергнуть такое царство безысходного кошмара — дело чести и доблести!

Получается так, что народ голодал, ему было плохо и становилось все хуже и хуже. В популярной, в том числе детской литературе все описывается с предельной ясно­стью: описывается, например, деревня, сожженная кара­телями, французскими регулярными властями. Каратели убили всех мужчин, воронье кружит над деревьями, над трупами повешенных. В разваленном доме ютятся одетые в лохмотья живые скелеты. Дети уже и ходить не могут, ползают, почти невменяемые. Мама кормит их похлебкой из мяса дохлой лошади [10] Данько Е.Я. Деревянные актеры. — Л., 1965. .

Тут все понятно: бей страшный и проклятый королев­ский режим! Ничего ужаснее него не было никогда и ни­когда быть не может, по определению.

...Вот только было-то все совершенно не так. Начнем с того, что Франция середины - конца XVIII века была самым передовым государством Европы. В том числе и самым благополучным и сытым. Уровень жизни фран­цузского крестьянина был заметно выше уровня жизни большинства крестьян всех остальных европейских дер­жав. Горожанин, купец или ремесленник не только бы­ли сытее, но и были намного лучше защищены законом от произвола властей, чем горожане любого другого государства.

Французская революция 1789-1794 годов грянула не потому, что французам было хуже всех, а как раз потому, что им было лучше. Если быть совершенно точным, то им было лучше, чем кому бы то ни было. А потом, в самом кон­це XVIII века, стало чуть хуже, чем раньше.

Да не буду понят, что Франция не нуждалась вообще ни в каких реформах. Нуждалась. Самоуправление оста­валось слабым, громоздкая бюрократия сковывала любую инициативу. Так же и в экономике: средневековые цеха давили всякую инициативу, внутренние таможни и на­логи, пришедшие из XV века, давили любое развитие в зародыше.

Только не надо рассказывать марксистские сказки о «передовой буржуазии» и «реакционном дворянстве»! Ре­формы 1774-1775 годов проводил аристократ Тюрго. Со­противление его реформам дружно оказывали и дворяне, и цеховая буржуазия. По словам историка Мишле, «над­менная потомственная лавка была взбешена не менее, чем Версаль».

Многие историки считают, что и «мучная война» 1775 го­да, и торгово-промышленный кризис 1787 г. — прямое следствие неудачного эксперимента Джона Ло (кстати, еще один дворянин — только шотландский). Джон Ло пы­тался ввести бумажные деньги вместо металлических. Он многого добился, но сделал несколько серьезных ошибок, увяз в спекуляциях, и его система развалилась.

Кризис 1787 года возник во многом потому, что денег не хватало. Товаров произвели столько, что металличе­ская денежная масса не могла угнаться за ростом товарной массы. Но никаких серьезных последствий кризис не имел. Ничего похожего на Великую депрессию 1929 го­да! И уж, конечно, если дети и умирали с голоду, то ни­как не из-за кризиса и не из-за мотовства королевского двора.

Естественный вопрос: неужели такая мелочь, как не­которое ухудшение экономики, могла вызвать побоище, длившееся несколько десятилетий?!

Вопрос такой же наивный, как: неужели Февральскую революцию в Петербурге 1917 года вызвало исчезновение из магазинов белых булок?!

Конечно же, дело не в белых булках и не в проблемах назначения новых налогов. Эти ничтожные поводы — толь­ко провокации назревших выступлений.

Ученым давно известно, что революции порождают не голод и гуманитарная катастрофа, а обманутые ожидания. Когда человек действительно голоден и убог, он не восста­ет — он судорожно борется за существование.

«Голодные бунты обычно устраивают сытые люди. Парадокс состоит в том, что революционным ситуациям, кризисам обычно предшествуют периоды экономическо­го роста, а не упадка. Беспорядки в обществе начинаются не тогда, когда приключается «обострение выше обычного нужды и бедствий», не тогда, когда ситуация в экономике плоха по объективным показателям, а совсем наоборот — когда экономика растет! Потому что параллельно растут ожидания людей. А поскольку потребности и ожидания всегда растут быстрее экономики, нарастает неудовлет­воренность, людям представляется, что они живут совсем не так, как они должны были бы жить, что их существова­ние невыносимо.

Возникает то, что в психологии называется ретроспек­тивной аберрацией, то есть смысловой переворот — хотя по объективным критериям уровень жизни вырос, людям кажется, что все ужасно и в прошлом было лучше. И имен­но так это описывают мемуаристы, летописцы, выдавая свои ощущения за фактическое положение дел...

Дальше, когда экономический рост по каким-то при­чинам сменяется относительным спадом, а ожидания по инерции продолжают расти, разрыв влечет за собой со­циальные обострения...» [11] Назаретян А.Л. Агрессивная толпа, массовая паника, слухи. Лекции по социальной и политической психологии. — СПб, 2003.

Вот он, механизм начала революции: когда было хоро­шо, но стало чуть хуже прежнего — тут обыватель начинает возмущаться. Для него ведь «очевидно», что кто-то виноват в отсутствии белых булок и в необходимости платить еще один налог.

Приходится сделать вывод: Французская революция 1789-1794 произошла потому, что королевское прави­тельство брало слишком мало налогов и слишком забо­тилось о населении своего государства. Население же не слишком заслуживало этой заботы.

Впрочем, кроме умирающих с голоду крестьянских детей, над памятью о Французской революции 1789-1794 годов черными воронами кружат еще две сказочки: истории про невероятную роскошь французского коро­левского двора и про чудовищный произвол королевско­го правительства.

Об этом сказать можно коротко: на содержание двора ежегодно тратилось порядка 5-7 млн ливров при бюджете государства в 80-90 млн ливров. Это много. Двор был очень богат и очень расточителен. Король раз­давал ренты, пенсии и стипендии. Многие дворяне жадно шакалили эту «халяву». При дворе существовало множе­ство синекур. Например, ночной горшок короля выносили пять человек, одетых в бархат и вооруженных шпагами. Всем им установлено было щедрое жалованье.