Ю Фельштинский - Крушение мировой революции - Брестский мир

42

менно должно было вызвать цепную реакцию и "с быстротой молнии" распространиться "на большие участки фронта"72. В то же время спонтанные братания с неприятелем в германской и австро-венгерской армиях были строго воспрещены73 и сурово карались74.

Благодаря ли пропаганде Центральных держав, или разрушительному влиянию революции, русская армия слабела с каждым часом. По сведениям австро-венгерского командования на 5 (18) ноября, на русском фронте чувствовалось "сильное стремление к скорому миру и возврату к спокойной жизни", причем солдатами на фронте "от социалистического правительства" ожидалось "исполнение всех желаний"75. За исключением незначительных случаев, на фронте уже не велись военные действия. Участились мнения, что условия мира в конце концов совершенно не важны. Нередки были случаи, когда солдаты указывали, что они не будут воевать, даже если переговоры не закончатся миром. Росло недовольство союзниками76.

После предварительной работы по разложению русской армии, проделанной революцией и германской пропагандой, 14 (27) ноября германское Верховное командование дало согласие на ведение официальных переговоров о мире с представителями советского власти. Начало переговоров было назначено на 19 ноября (2 декабря). Со своей стороны в заявлении от 15 (28) ноября советское правительство указало, что в случае отказа Франции, Великобритании, Италии, США, Бельгии, Сербии, Румынии, Японии и Китая присоединиться к большевикам, Россия и страны Четверного блока начнут сепаратные переговоры77.

Именно такой декларации ждало германское правительство78. На следующий день, 16 (29) ноября, выступавший в рейхстаге канцлер Г. Гертлинг подтвердил, что "готов вступить в переговоры, как только русское правительство направит специальных представителей"79. 17 (30) ноября на указанных условиях к переговорам согласилась присоединиться Австро-Венгрия80.

Оставалось только удержать большевиков у власти до момента подписания соглашения. И Германия оказала

43

большевикам помощь в трех направлениях: финансовом, дипломатическом и военном. Различными путями Германия финансировала большевистское правительство81. Она оказала давление на нейтральные страны, пытаясь заставить их признать большевиков в качестве законного правительства России**2. Если при этом победы на дипломатическом фронте оказались незначительными, то во многом из-за противодействия Антанты83.

Внутри страны немцы способствовали укреплению большевиков тем, что вступили с ними в переговоры как с равной стороной84; и когда 4(17) декабря 1917 года корреспондент петроградской газеты "День" спросил в интервью у главы прибывшей в Петроград германской миссии графа Р. Кейзерлингка, собираются ли немцы оккупировать Петроград, граф ответил, что у немцев нет таких намерений в настоящее время, но что подобный акт может стать необходимостью в случае антибольшевистских выступлений в Петрограде85.

Германия не хотела теперь иметь дело ни с кем, кроме большевиков, отказываясь от переговоров с другими социалистическими партиями, в частности с эсерами, поскольку считала, что, находясь в стадии переговоров с большевиками, завязывать отношения с другими политическими группировками России неуместно; к тому же после образования ПЛСР В. М. Чернов утратил значительную часть своего политического влияния86.

Поставив на большевиков, германское правительство рисковало и, безусловно, понимало это. В марте 1917 года оно запросило мнение о большевиках Иосифа Колышко, бывшего заместителя министра финансов при графе Витте, жившего во время войны в Стокгольме и, как считалось, симпатизировавшего немцам. Колышко ответил:

"Они сегодня выступают за "мир любой ценой", и сегодня им все равно, что при этом Россия потеряет значительные территории. Но это настроение всего лишь предлог для укрепления мирного движения. Если социал-демократы придут к власти, они откажутся от лозунга "мир любой ценой" и вместе с английскими и французскими социал-де

44

мократами выдвинут требование: мир без аннексий. [...] Однако может случиться и так, что социал-демократы придут к власти не по всей стране, что в некоторых районах образуется мощное противодействие и будут созданы собственные правительства. Тогда война на Востоке увязнет, и конца ей не будет. Неясно также, достаточно ли активно будет выступать за мир хотя бы одно правительство. Тот, кто желает скорейшего заключения мира, пусть не рассчитывает на то, что социал-демократическое правительство будет способствовать приближению этого момента".

Удивительно, но из всех пророчеств именно это выдержало испытание первого года русской революции: пришедшие к власти большевики немедленно и настойчиво заговорили о германской революции, а отнюдь не о мире87. Даже Ленин, инициатор сепаратного мира с Германией, публично на заседании ВЦИК 10 (23) ноября отдал дань революционной фразе и сделал оговорку: "Наша партия не заявляла никогда, что она может дать немедленный мир. Она говорила, что даст немедленное предложение о мире и опубликует тайные договоры. И это сделано. [... ] Мы [... ] не заключаем перемирия [... ] -- указывал Ленин, заключающий перемирие. -- Мы не верим ни на каплю германскому генералитету"88.

Не желая связывать себе руки в вопросе о войне и мире, большевистская фракция во ВЦИК, располагавшая большинством голосов, провела резолюцию о том, что решения, связанные с заключением мира или перемирия, должны приниматься Советом народных комиссаров (в котором в тот момент были одни большевики), а не многопартийным ВЦИКом89. Но очевидно, что СНК получал право не только на заключение мира, но и на разрыв его. Тем более, что планы революционной войны на Западе для ускорения мировой революции не покидали умы ведущих русских революционеров. Привычно стало считать, что за нее выступал Троцкий90. В этом вопросе он был поддержан и левыми эсерами91, и меньшевиками-интернационалистами92, и будущими левыми коммунистами93, и даже "правыми" -- противниками Октябрьского переворота -

45

Л. Б. Каменевым94 и Зиновьевым95. Лишь позиция Ленина была отличной уже в самые первые дни советской власти. 4 (17) ноября на заседании ВЦИК Ленин доказывал собравшимся, что революция на Западе разразится скоро:

"Только слепой не может видеть того брожения, которым охвачены массы в Германии и на Западе [...]. Пролетарские низы [... ] готовы отозваться на наш зов [...]. Группа "Спартак" все интенсивнее развивает свою революционную пропаганду. Имя Либкнехта [... ] с каждым днем все становится популярней в Германии. Мы верим в революцию на Западе, мы знаем, что она неизбежна".

Ленин мог бы здесь остановиться и так не отличиться ничем от общего хора русских революционеров. Но для Ленина все выше сказанное было лишь данью революционной риторике ради основной части: