Ю Фельштинский - Архив Троцкого (Том 3, часть 1)

Назвать его просто "наваждением"? Утверждать, что никакого "левого курса" не было, вообще ничего не было, был, как у гоголевского Поприщина106, "день без числа" (из письма тов. Дашковского)? Это хотя и звучит остроумно, но означает в лучшем случае лишь естественную реакцию против слишком неосторожных увлечений "левым курсом", которые наблюдались у некоторых наших товарищей, а в худшем случае -- лишь желание отмахнуться от явления, которое необходимо понять и разъяснить.

81

"Левый курс" центристов является рефлексом каких-то объективных причин, лежащих в основе классовых отношений,-- это несомненно. И эти причины, эти соотношения социальных сил необходимо вскрыть и объяснить.

До последнего времени все товарищи, признававшие "левый курс" (как те, которые непомерно им восторгались вместе с товарищами Радеком и Преображенским, так и те, которые относились с должным скептицизмом к его "левизне"), сходились в одном: "левый курс" означает резкий перелом (оптимистическая оценка) или робкие шаги, зигзаги (умеренная оценка) на пути выправления политической линии, поворота, сдвига в сторону пролетариата. Ведь когда мы все толковали о "левом курсе", то нас интересовал в первую очередь вопрос о его "левизне" исключительно с точки зрения возможности поставить знак равенства между этой "левизной" и пролетарской линией. Знака равенства никто из нас не поставил, но все же мы трактовали все эти шаги и зигзаги как приближение к правильному пролетарскому пути.

Пересмотрев еще раз внимательно, в свете последних событий, перечень всех намеченных весною "левых" шагов, который (наряду со всеми другими товарищами) был сделан мной в конце мая с. г., приходится на этот раз прийти к печальному выводу, что, во-первых, от всех "левых" начинаний почти ничего не осталось и, во-вторых, что и осталось, ничего решительно пролетарского в себе не заключает (боюсь, что навлеку на себя негодование и обвинение в каком-нибудь "уклоне").

Привожу свой старый перечень "левых" шагов.

107-я статья -- отменена июльским пленумом. Хотя апрель

ский пленум тоже постановил отменить ее, тогда это не имело

такого политического значения. Именно одновременная отме

на 107-й ст. и повышение хлебных цен указывает, что ЦК сошел

с "левого" пути административного нажима на кулака и вступил

на правый путь изъятия хлеба у последнего посредством повы

шения цен.

Оживление колхозного движения. Во-первых, резолюция

пленума выдвигает на первый план индивидуальное крестьян

ское хозяйство -- это знаменует победу правых и сдачу позиций

центристов. Во-вторых, само оживление колхозного движения

и при своем недавнем бурном расцвете (на страницах "Правды"

и других периодических изданий), и при теперешнем его спаде

имеет, на мой взгляд, глубокие объективные причины, ничего

общего не имеющие с полевением центристов именно в сторо

ну пролетарской линии.

Спрашивается, что чему предшествовало: новый курс в колхозной политике как в расширительном толковании "левой" вес

ны, так и в духе резолюций XV съезда -- стихийному, идущему из глубин деревенской жизни колхозному движению, или это стихийное крестьянское движение есть результат "левого курса"? Все факты говорят за первое. Интересно сопоставить следующие цифры: Госплан проектировал прирост колхозов за пятилетие на 13,3 тыс., контрольные цифры на 1927 -- 1928 г. предполагали прирост колхозов по Союзу в сравнении с прошлым годом на 3,6%, или увеличение с 18 011 до 20 464 единиц, а фактическое число колхозов без всяких Госпланов и контрольных цифр (и без малейшего участия "левого курса" и даже XV съезда) увеличилось за первое полугодие 1927 -- 28 г. на 15849, т.е. почти удвоилось.

Что это означает? А то, что могучий рост колхозного движения отражает не "левые" намерения ЦК, отражающие, в свою очередь, нажим пролетариата. Нет, это движение есть стихийное движение самого крестьянства, т.е. мелкой буржуазии, убедившейся на жестоком опыте последних лет в невозможности выкарабкаться из трясины пауперизма, опираясь на развитие своего мелкого индивидуального хозяйства.

Об этом заговорили сейчас многие на страницах печати, вроде Ксенофонтова, Карпинского и др[угих], за что и обрушились на них громы и молнии правых молодчиков -- Астровых, Марецких и пр. Об этом говорит, например, в своем докладе в президиуме Госплана СССР работник Укрсовхозтреста Маркевич следующее:

"Я позволю себе обратить ваше внимание на несколько цифр, которые чрезвычайно ярко характеризуют наше нынешнее крестьянское хозяйство и достаточно убедительно свидетельствуют о том, что индивидуальное крестьянское хозяйство не имеет никаких перспектив дальнейшего развития своих производительных сил. Мы имеем на Украине 49% дворов с площадью посева до 3 дес. Средняя площадь посева этих хозяйств -- 1,9 дес. на двор; 64% этих дворов лишены тяговой силы -- безлошадные. Но если бы эти безлошадные дворы приобрели по одной лишь лошадке, мы имели бы в этой группе дворов 63 лошади на 100 дес. посева, т. е. такое количество лошадей, которое поглотило бы весь урожай этих хозяйств. Этот пример я счел нужным привести даже на таком авторитетном собрании, чтобы лишний раз подчеркнуть всю экономическую абсурдность и несостоятельность продолжающихся и доныне разговоров о возможности уничтожения безлошадности при условии сохранения индивидуального крестьянского хозяйства. Это абсолютно невозможно, это вреднейшая утопия, о которой серьезно и разговаривать нельзя -- которая стоила и стоит нам больших денег в настоящее время" (сборник Наркомзема107 "Пути обобществления сельского хозяйства", вып.1, с. 8).

83

Вступая в широком масштабе в колхозы, крестьянин, бедняк или середняк, делает это не потому, что он наслушался нашей агитации о "кооперации -столбовом пути к социализму" (характерно, что к моменту оживления колхозного движения агитация за колхозы и совхозы со стороны парторганизаций и в городе и в деревне совершенно затихла), а потому, что это единственный выход из создавшегося для него положения. Следует отметить, что 13 тыс. колхозов, возникших за первое полугодие 1927 -- 1928 г., в подавляющем большинстве являются первичными объединениями, ничего общего с социализмом не имеющими и представляющими субъективно во многих случаях для крестьянина попытку временного использования всех государственных льгот для перехода в дальнейшем снова на путь индивидуального хозяйства.

Между прочим, тот же Маркевич в том же докладе дает следующую интересную характеристику этих первичных объединений:

"У нас полагают, что объединение пяти-шести дворов, из которых один имеет лошадь, другой -- плуг, третий -- борону и т. д., имеющих целью совместное использование этого инвентаря для более успешной обработки своих пяти-шести клочков земли -- что это и есть крупное сельскохозяйственное производство. Это мнение глубоко ошибочно; это тоже одно из заблуждений, которое стоит нам немало труда и средств. Такие объединения являются обычно крестьянской супрягой, существующей веками, принявшей у нас сейчас несколько иные, более сложные формы, но которая сама по себе не приведет нас никогда к крупному сельскохозяйственному производству. Через супрягу к социализму -вреднейшая эсеровская утопия, которая, к сожалению, до сих пор засоряет умы многих наших земельных работников. Я считаю необходимым остановиться на этом по той причине, что подавляющее большинство машинно-тракторных товариществ и товариществ по общественной обработке земли, которые причисляются к крупному сельскохозяйственному производству, представляют собой фактически ту же супрягу, но принявшую более сложную форму: там объединяются не 4 двора, а, скажем, 14 дворов, но принцип супряги остается в полной силе" (там же, с. 9).