Александр Востриков - Книга о русской дуэли

Любой желающий, как нам кажется, сможет найти в нашей книге недостатки — и в методологии, и в отборе используемого материала, и в выводах. Оправдания и объяснения сейчас явно неуместны. Книга уже состоялась, и вы ее уже прочитали. И мы надеемся, что наша главная цель достигнута.

Мы постарались описать дуэль с разных сторон — и как уникальное культурное явление, и как социальный механизм; мы хотели, чтобы дуэль перестала представляться нашим современникам некой экзотической деталью, вроде «еров» и «ятей» в старых книжках. Надеемся, что читатель, познакомившись с героями нашего исследования, сможет представить, что ощущает человек, когда получает пощечину, когда вызывает соперника на поединок, когда пишет прощальное письмо, когда стоит у барьера перед нацеленным на него пистолетом. Мы надеемся, что исследователь русской культуры XVIII–XIX веков, даже если он не согласится с нашими выводами, тем не менее найдет для себя материал, который тоненьким лучиком высветит пусть маленький, но все-таки очень важный момент истории.

В эпиграф книги мы вынесли шутливо предложенный Ю. М. Лотманом заголовок: «О дуэли для начинающих». За очевидной иронией проглядывает предложение: нам, начинающим осознавать свою культуру и определять свое место в ней, почему бы не начать с истории русской дуэли?

«И вот герольды прочли уставы турнира, и рыцари выскакали вон, оставя место для бою. Снова звучит труба, и уже копья ломаются на груди противников, и выбитые рыцари ползают в пыли от тяжести лат более, чем от силы ударов. Часто своевольные кони разносят их, и копья поражают воздух; часто, стукнувшись лбами, они путаются в сбруе другого и, как петухи, ловят промах врага. <���…>

И вот герольды разделили им пополам свет и ветер, сравняли копья, и труба приложена к устам для вести битвы. Привстав, склонясь вперед, все чуть дышат, чуть поводят глазами. Сердца дам бьются от страха, сердца мужчин от любопытства; взоры всех изощрены вниманием. <���…> Вихрем понеслись противники друг на друга — раз, два, и копьев как не было» {8, т. 1, с 122–125}

Так описывал рыцарский турнир Александр Бестужев, автор популярнейших (особенно у провинциальных дам) повестей, кавказский страдалец по декабрьскому делу, светский кавалер, фрунтовый офицер, а затем фронтовой рядовой; человек, всегда ставивший знак равенства между рыцарством и благородством, дуэлью и поединком.

Россию часто называют страной с непредсказуемым прошлым. Это относится не только к советской, но и к императорской России Петр (впоследствии Великий) притащил из Европы что мог и пораскидал. Елизавета все оставшееся от отца попримеряла и покрасовалась перед зеркалами. Екатерина (впоследствии также Великая) половину доставшегося ей императорского хозяйства разглядывала, как игрушки, и придумывала игры. Можно играть в оловянных солдатиков, а можно поиграть в рыцарей живыми людьми — И появились карусели! И братья Орловы так похожи на настоящих рыцарей! А дамы! А потом всем так понравилось, что поверилось — см. В. Пушкина в Приложении.

А еще лет тридцать спустя отягощенный железом и многочисленным семейством Николай I честно терпит обузу этой памяти.

Но уже придумали деревянных лошадок, на которых катаются ребятишки, а иногда и их подвыпившие родители. Уже появилась карусель, на которую сейчас мы водим своих детей.

Вот так, как на этих рисунках, французский фехтмейстер обучал молодежь в гвардейском корпусе. А потом постаревшие отставные гвардии поручики (и капитад&валн соседскому мальчику прутик и, путаясь в «терциях» и «секундах», показывали, как колоть и как отмахиваться. Именно так (задолго до Вальвиля) обучился фехтованию Петруша Гринев.

До конца царствования Александра I в России практическим вещам учили вручную. Николай Павлович решил, что учить нужно, что учить можно, а если читать не умеет — то по картинкам. Каждую свою картинку Вальвиль пояснил лично. Книгуэтудержалидля домашних упражнений. Иллюстрации из учебника фехтования примечательны изяществом и благородством тая. УНеътаможно представить, что подобным образом можно убить, сложно даже предположить, что у этих людей может потечь кровь. Это учебник рукопашного боя того времени, когда Лев Толстой еще не сказал, что лучше взять дубину и «гвоздить» ею. А уж слов «штыком коли — прикладом бей» они точно не слышали!

О дуэли в XVIII и тем более в XIX веке знал каждый дворянин. Но обсуждать эту проблему публично в печати было не принято. Дуэль почти что превратилась в «неназываемую» — как панталоны в куртуазной французской речи. Допускались описания в художественных произведениях, желательно обвинительные.

Тем интереснее эти книги.

Первая — трогательна. Посмотрев на заглавие и посвящение, мы можем себе представить пожилого отставника, единственный сын которого, отправленный на службу государеву, употребил свой юношеский пыл не по назначению. Мать-старушка с горя слегла. Обстоятельства можно уточнить по «Капитанской дочке» А С. Пушкина.

Вторая — канцелярская. Четыре совершенно одинаковых издания. Когда Александр III «полуразрешил» дуэль, полковым командирам потребовалось руководство к действию — какой поединок считать правильным, а какой нет, что является необходимым, что правомерным, что допустимым. С точностью до секунды и полушага. Перефразируя персонажа Л. Н. Толстого: «Die erste Kolonne marschiert…»

Не будем забывать, что люди, выходившие на дуэль, этих книг не читали.

Дуэль — не шутка и не ребячество, а дело серьезное. Каждая мелочь становится значимой, каждый аксессуар — значительным. Пистолеты, естественно, на первом месте.

Для удобства желающих доставить друг другу благородное удовлетворение оружейники создали специальный одноразовый комплект.

Вот он перед нами. Ящичек снаружи может быть инкрустирован Внутри в ячейках лежат два пистолета и набор необходимых инструментов и материалов. Пистолеты красивы, их можно вынуть и посмотреть, даже примерить в руке — но заряжаться они должны однажды.

А кто будет заряжать? На дуэли денщиков не звали. Сколько насыпать пороху и какого? Какой подобрать пыж? Как откалибровать пулю? Как аккуратно забить заряд этим изящным молоточком? В таких случаях и нужен был свой полковой записной бретер, который надевал рубашку с манжетами и священнодействовал.

А потом — «Сходитесь!».

После поединка кто-нибудь из секундантов забирал эти пистолеты на память или для передачи родственникам.

Эти рисунки объединены нами благодаря одной детали — пистолетам на стене. Пара дуэльных пистолетов была предметом гордости для многих русских дворян. Если покупали пару «лепажей» или «кухенрейтеров», то сначала хвастались перед друзьями (каждый из которых мог на всякий случай примериться к рукоятке) В карты их проигрывали последними. Дома иногда вешали на стену, на видное место — чтобы все видели, рядом со шпагой «За храбрость» или портретом дедушки.