Еретики, или люди, опередившие время

Рукопись, хранящаяся в Российской государственной библиотеке — «Мерило праведное», или «Кормчая» Ивана Курицына (его еще называют Иваном Волком Курицыным), относится к концу XV века. Чем же интересна для нас эта «Кормчая»? В первую очередь тем, что изложенные в ней правила и статьи расположены не в хронологическом порядке, как это было принято в обычных Кормчих (имеется в виду порядок, в каком эти правила и статьи выходили в свет), но в систематическом. Эта необычная «Кормчая» находилась в конце XV— начале XVI века в руках архиепископа ростовского Вассиана Санина, родного брата Иосифа Волоцкого. Нестяжатель Вассиан Патрикеев пользовался ею в 1517—1519 годах для составления своей «Кормчей», за что подвергался жестоким репрессиям со стороны церковных властей. Ему в вину ставили, главным образом, попытку свести правила к систематической редакции. Позднее появится целый ряд «Кормчих», построенных по систематическому типу, но «Кормчая» Ивана Курицына была из них первой. Следует отметить, что подобное построение свидетельствует о государственном, масштабном мышлении И. В. Курицына. Он жил в тот период, когда необходимость кодификации законов самодержавного московского государства, приходящего на смену феодальной раздробленности, стала насущной. Единое централизованное государство требовало и единых законов. И. В. Курицын в своей «Кормчей» делает неплохую попытку такой кодификации, практически легшей в основу развития всей дальнейшей законодательной деятельности на Руси. Если учитывать тот факт, что в данной «Кормчей» подчеркивается необходимость размежевания Церкви и государственной власти (и это на фоне бурной деятельности Геннадия Гонозова и Иосифа Волоцкого, стремящихся как можно теснее спаять эти два образования), то становится понятным, почему «Кормчая» И. Курицына была принята церковниками в штыки. Кроме того, необходимо отметить, что обычное изложение постановлений (т. е. в хронологическом порядке) давало большую свободу действий тем, кто желал усиления роли Церкви в светской власти, т. к. в таком случае церковная иерархия, хорошо изучившая эти постановления, могла свободно лавировать между ними и выстраивать удобные схемы, с которыми светская власть вынуждена была бы соглашаться. Но иерархи лишались такой возможности при систематическом изложении «Кормчей». Среди интересных особенностей, которые впервые появились у И. Курицына, а затем попали и в рукописи нестяжателей, было то, что у него полностью опущены те места, в которых говорится о вмешательстве государства в дела Церкви.

Остановимся подробнее на некоторых вопросах содержания «Кормчей книги» И. Курицына. В силу сложившихся традиций тексты соборных правил и патриотических статей не могли быть серьезно изменены переписчиком. И основной объем «Кормчей» И. Курицына (имеется в виду не порядок расположения материала, а сам материал) почти ничем не отличается от прочих «Кормчих». Однако в некоторых моментах есть незначительные расхождения, которые довольно ярко высвечивают убеждения переписчика. Так, например, в изложении И. Курицына 82–е правило VI Вселенского Собора приведено в измененной редакции. Оно читается следующим образом:

«Не напишеши агница во образ Христа, ни того самого. Толкование: Агнец предан бысть в образ истиннаго Христа Бога нашего и не подобает образа почитати паче истины, и агнца на честных иконых написати перстом Предтичевым показаема, ни самого Христа, Бога нашего, и шаровныими писании по человеческому образу написовати».

Практически все отличие от традиционных «Кормчих» здесь состоит всего в одной букве: предлог «но» изменен на «ни». Но это кардинально меняет суть всего отрывка — всякое поклонение иконам ставится под серьезный вопрос. Вот образчик того, как можно определять убеждения переписчика по вроде бы незначительным деталям. Приведенный выше пример ясно показывает отношение И. В. Курицына к иконам, но также и являет собой его взгляд на Иисуса Христа — взгляд абсолютно ортодоксальный.

Интересно отметить и еще одну возможность побольше узнать о взглядах переписчика — это сравнение его рукописи с трудами, вышедшими из–под пера людей, стоящих на близких к нему позициях. В данном случае во взглядах на церковную дисциплину, и, в частности, на взаимоотношения с еретиками, наиболее близко к Курицыну примыкают нестяжатели — они также «слишком мягки» в своем отношении к еретикам (с точки зрения иосифлян, что и было одной из причин осуждения ими этих «Кормчих»). И действительно, И. Курицын пропускает огромное количество обычных для «Кормчих» «дисциплинарных» и судебных мер в отношении еретиков и тех, кто с ними общается, но не забывает привести в своей «Кормчей» правило, согласно которому «моляйся с жиды, да отлучится» (Правила Апостолов 10—12), которое толкуется обычно как запрещение христианам входить в синагогу и уж, конечно, им запрещались какие–либо заимствования из иудаизма. (Этого правила не приводит Патрикеев.) О чем нам это говорит? Наиболее вероятными могут быть два варианта: либо И. Курицын, помещая указанное правило, сильно кривил душой, пытаясь отмежеваться от обвинений в иудаизме, либо он желал отмежеваться от иудаизма потому, что действительно не имел с ним ничего общего. Второй вариант представляется наиболее вероятным, т. к. из данной «Кормчей» явствует, что ее переписчик вовсе не прятал своих взглядов и не лицемерил. Интересно заметить, что не кто иной как Геннадий Гонозов, в своем послании к митрополиту Зосиме и Собору приводил это же правило, обвиняя жидовствующих. Автор полагает, что если бы обвинение Геннадия было истинным, еретики не стали бы так подчеркивать это правило в своих трудах.

Интересно отношение И. Курицына к инакомыслящим. Архиепископ Геннадий писал в 1489 году, что новгородские попы–еретики слишком легко прощают согрешающих, и требовал жестокой расправы как над согрешающими, так и над теми, кто их прощал. Курицын же широко использует в своей работе правила Василия Великого о согрешающих и об епитемиях, отличавшиеся крайней снисходительностью к еретикам. Совершенно очевидно, взгляд Курицына на свободу человека был совершенно иным, нежели современная ему позиция официальной Церкви, знавшей только запретительные и карательные меры [106] См. Вальденберг, с. 201—222. . Хочется привести один отрывок из «Кормчей» И. В. Курицына, который хотя и не имеет прямого отношения к нашей теме, т. к. не сконцентрирован на описании природы Иисуса Христа, все же весьма интересен, поскольку, как и абсолютно все тексты «Кормчей», косвенно подразумевает Божественность Иисуса Христа и Триединство Бога: