Владимир Трут - Дорогой славы и утрат. Казачьи войска в период войн и революций

Конкретные действия предпринимаются и по увеличению надежных добровольческих частей из терских казаков. 16 декабря 1917 года состоялось Моздокское отдельское совещание депутатов войскового круга V созыва. В его постановлении говорилось о предоставлении войсковому атаману права сформировать особую строевую часть из лиц, «пользующихся доверием и преданных интересам войска, не считаясь со сроками их службы и положением» [77]. На ее содержание из войскового бюджета отпускался соответствующий кредит. Участники совещания признали необходимым предоставить войсковому атаману чрезвычайные полномочия «по всем делам, касающимся водворения в крае спокойствия и безопасности» [78].

Антисоветские лидеры рассматривали возможности объединения всех имеющихся у них сил в рамках Юго-Восточного союза. С этой целью из Новочеркасска в Екатеринодар дважды приезжал генерал Алексеев [79]. Но его переговоры с официальными представителями объединенного правительства союза не имели никакого практического результата, так как во всех областях региона в плане наличия сколько-нибудь значительных вооруженных сил картина была одинакова.

Помимо юго-востока европейской России, где располагались Донское, Кубанское и Терское войска, вторым важным очагом антисоветского движения являлся Заволжский район, где находились Оренбургское и Уральское (Яицкое) казачьи войска. По мнению белых военных того времени, эти войска «занимали угрожающее и невыгодное положение для противника, воюющего с Доном, и облегчали связь с Сибирью» [80]. Поэтому в планах советского правительства было «безотлагательное и быстрое ... продвижение ... боевого кулака» и против Оренбургского войска [81]. Кроме этого, одновременно с подготовкой отрядов СНК для наступления на Южном Урале здесь заметно активизировались местные пробольшевистские силы. В ответ на обращение СНК к Советам Поволжья, Урала и Сибири с призывом помочь в борьбе с контрреволюцией в Оренбуржье началось формирование красногвардейских отрядов в крупных пролетарских центрах от Самары до Омска. Они, в случае благоприятной обстановки, должны были или играть роль самостоятельной военной силы, либо влиться в советские отряды, шедшие из центра страны. Местные отряды сосредотачивались в основном в Бузулуке, а позже – в Челябинске. Сюда же прибыли и отряды из Самары (500 рабочих и солдат с Блюхером и Галактионовым), затем из Уфы, Екатеринбурга, городов Поволжья. Общее руководство осуществлял специальный штаб Оренбургского фронта, возглавляемый Кобозевым [82].

В Петрограде Совнаркомом в спешном порядке формировался революционный отряд для «борьбы с дутовщиной». В его состав вошли небольшие части моряков-балтийцев и солдаты-добровольцы 17-го Сибирского пехотного полка. Этот отряд получил название «Северного революционного летучего отряда». Возглавил его мичман С.Д. Павлов. Относительно его численности существуют разные данные. В одних работах говорится о том, что в отряде было 400 матросов и солдат [83], в других речь идет о 600 матросах и солдатах [84], в третьих – о 600 матросах и части 17-го Сибирского полка [85], в четвертых утверждается, что он состоял из 17-го Сибирского полка и 400 матросов-балтийцев [86], а в пятых называется 1500 человек [87]. Скорее всего, отряд состоял из 400 матросов и 200 солдат 17-го Сибирского полка.

Все советские силы, включая местные и прибывшие красногвардейские отряды, «Северный летучий отряд», насчитывали до 2 тыс. чел., 4 батареи, мортирный дивизион и 2 аэроплана [88]. По мере их выдвижения из Челябинска к Бузулуку они увеличились до 2,5 тыс. чел. [89].

Войсковое правительство и атаман Дутов также вели активную деятельность по консолидации своих сил. Прежде всего они стремились к их увеличению за счет строевых казачьих частей. Но приказ Дутова, отданный им еще 16 декабря командирам находившихся на фронте оренбургских частей прибывать домой со всем вооружением в его распоряжение, не выполнялся [90]. Тогда атаман предпринял попытку осуществить мобилизацию вернувшихся солдат-фронтовиков. Но его соответствующий приказ вызвал недовольство казаков, особенно фронтовиков [91]. По их мнению, он вносил раскол в казачью среду [92]. Посланцы войскового правительства, направленные в станицы и полки, доносили, что казаки, и прежде всего фронтовики, недовольны этим приказом, открыто отказываются от его выполнения и от участия в Гражданской войне и даже «...велят атаману мириться с советской властью» [93]. По свидетельству генерала И.Г. Акулинина, возвращающиеся с фронта казачьи полки «и слышать не хотели о вооруженной борьбе с большевиками» [94]. Это же позже отмечал и полковник Г.В. Енборисов [95]. Более того, в докладной записке штаба Оренбургского военного округа отмечалось, что многие части были враждебно настроены против правительства Дутова [96]. Не желала воевать и основная масса станичного казачества. Так, например, когда в ст. Самарскую поступил приказ атамана о направлении на фронт против большевиков 300 казаков этой станицы, он вызвал бурную отрицательную реакцию станичников. Особенно активно против него выступили казаки-фронтовики, которых поддержали и «старики». В результате на общем станичном собрании, несмотря на присутствие официальных представителей войскового правительства, было принято решение не давать ни одного казака [97]. Такое же отношение к приказу о мобилизации наблюдалось и в большинстве других станиц. По свидетельствам авторитетных казачьих деятелей того времени, «население, за исключением 4–5 верных и стойких станиц, никакого участия в борьбе с большевиками не принимали» [98]. В итоге объявленная Дутовым мобилизация окончилась полным провалом.

Официальные казачьи органы вынуждены были в спешном порядке приступить к организации добровольческих отрядов. Основная ставка при этом делалась на привлечение офицеров, которые составили их основной контингент [99], юнкеров и учащейся молодежи (гимназистов, реалистов, семинаристов) [100]. Первоначально Дутову удалось сформировать всего четыре небольших партизанских отряда, насчитывавших в общей сложности всего до 200 чел. [101]. Спустя некоторое время приток добровольцев увеличился. К концу декабря в распоряжении атамана было 2–2,5 тыс. чел. [102]. Причем это были реальные боевые силы, костяк которых составляли офицеры. Одновременно продолжалась работа по формированию казачьих станичных дружин. И хотя в различных станицах этот процесс шел далеко не одинаково, в одних дружины образовывались весьма активно, а в других работа по их созданию практически не проводилась, внешне дело представлялось довольно неплохо. По официальным сведениям войсковых органов, эти дружины насчитывали от 7 до 8 тыс. казаков [103]. Но их боеспособность и даже общая организация находились на очень низком уровне. Как отмечали очевидцы, «большинство дружин на фронт не выступало и никакого участия в боевых действиях с большевиками не принимало, часть дружин так и не закончила своего формирования: сегодня собирались, завтра расходились» [104]. Поэтому приводимые исследователями данные о том, что в это время у атамана Дутова было около 7 тыс. чел. [105], отражают формальную, а не фактическую сторону дела. Сам руководитель советскими силами комиссар Кобозев в одном из своих сообщений в Народный комиссариат по военным делам указывал: «...силы неприятеля не превышают двух тысяч» [106]. При этом он также отмечал наличие в дутовских отрядах «детей – гимназистов, реалистов и кадетов» [107]. Как видим, социальный состав местных боевых антисоветских сил был почти таким же, как и на Дону и Кубани. Определенным отличием было то, что в Оренбургском войске наблюдалось формирование по приказу атамана в целом ряде станиц вооруженных дружин, состоявших в основном из числа казаков-«стариков» или, как их называли тогда в Оренбуржье и Сибири, бородачей. И хотя эти дружины не сыграли какой-либо значительной роли, сам факт их образования свидетельствовал об определенной поддержке частью станичного казачества атамана и войскового правительства.