Уинстон Черчилль - Вторая мировая война (Том 1-2)

1 Э. Галифакс в то время был лордом -- председателем совета, а Т. Инскип -- министром обороны.

Закончил я следующими словами:

"Во-первых, мы стоим перед лицом величайшей опасности и самых критических обстоятельств за всю нашу историю. Во-вторых, мы можем надеяться разрешить нашу проблему, лишь действуя совместно с Французской Республикой. Союз британского флота и французской армии с их объединенными воздушными силами, действующими с баз, расположенных вблизи французской и бельгийской границ, а также все то, за что стоят Англия и Франция, служит таким сдерживающим средством, от которого может зависеть спасение. Так или иначе, на это можно возлагать наибольшие надежды. Переходя к деталям, мы должны устранять все, что мешает росту наших сил. Мы, конечно, не можем предусмотреть все возможные опасности. Мы должны сосредоточить внимание на главном и пострадать в другом.

...Говоря еще более конкретно, мы должны ускорить развитие нашей авиации, оказывая ей предпочтение по сравнению со всем остальным. Любой ценой мы должны привлечь цвет нашей молодежи в авиацию, какие бы стимулы для этого ни потребовались. Мы должны использовать все источники, все средства. Мы должны ускорить и упростить наше производство самолетов, расширить его и, не колеблясь, заключить с Соединенными Штатами и другими странами контракты на возможно большее количество авиационных материалов и всевозможного оборудования. Нам грозит такая опасность, какой мы еще не знали до сих пор, -- подобная опасность не грозила нам даже в разгар подводной войны (1917 год)...

Одна мысль угнетает меня: месяцы быстро текут. Если мы слишком долго будем откладывать мероприятия по укреплению нашей обороны, большая сила может помешать нам завершить этот процесс".

Министры чрезвычайно внимательно отнеслись к нашим грозным предупреждениям, но только после парламентских каникул, 23 ноября 1936 года, Болдуин пригласил всех нас на совещание, где нам должны были сделать обоснованное заявление по поводу обстановки в целом. Сэр Томас Инскип выступил с откровенным и толковым сообщением, в котором не скрыл от нас серьезности положения. В сущности он сказал, что наши подсчеты и, в частности, мои заявления по этому поводу рисовали слишком мрачные перспективы. Он сказал также, что предпринимаются большие усилия (так это в действительности и было), дабы вернуть утраченные позиции, но нет причин, которые оправдывали бы принятие правительством чрезвычайных мер, и что подобные меры неизбежно нарушили бы всю промышленную жизнь страны, вызвали бы серьезную тревогу и вскрыли бы все существующие недостатки, но что в возможных пределах предпринимается все необходимое. В ответ на это сэр Остин Чемберлен выразил наше общее мнение, заявив, что наша тревога не исчезла и что мы отнюдь не удовлетворены. С этим мы и ушли.

Не могу спорить, можно ли было еще тогда, то есть в конце 1936 года, выправить положение. Однако можно и нужно было добиться гораздо большего ценой напряженных усилий. Нечего и говорить, что самый факт и последствия таких усилий оказали бы огромное воздействие на Германию, если не на самого Гитлера. Важнейший факт заключался в том, что немцы опередили нас как в авиации, так и в военном производстве, если даже учесть наши сравнительно меньшие военные потребности, а также то, что мы были вправе рассчитывать на Францию, на французскую армию и на французскую авиацию. Уже не в наших силах было опередить Гитлера или восстановить равенство в воздухе. Уже ничто не могло помешать немецкой армии и немецкой авиации стать сильнейшими в Европе. Мы лишь могли с помощью чрезвычайного напряжения сил, которое вывело бы нас из равновесия, улучшить положение, но полностью его выправить мы уже были не в состоянии.

Эти мрачные выводы, которые правительство не оспаривало всерьез, бесспорно, оказали влияние на его внешнюю политику. И, пытаясь составить определенное мнение о решениях, которые принял Чемберлен, став премьер-министром, в период, предшествовавший мюнхенскому кризису, и во время самого кризиса, следует полностью учитывать влияние их. В то время я был рядовым членом парламента и не занимал никакого официального поста. Я делал все, что было в моих силах, чтобы побудить правительство начать широкую и чрезвычайную подготовку, рискуя даже вызвать тревогу во всем мире. При этом я рисовал, несомненно, еще более мрачную картину, чем она была в действительности. Некоторые, возможно, считают, что упорное отстаивание мною мнения о том, что мы отстали на два года, никак не согласовалось с моим желанием схватиться с Гитлером в октябре 1938 года. Но я продолжаю считать, что поступал правильно, подстегивая всеми способами правительство, и что при всех обстоятельствах, которые будут описаны ниже, было бы лучше начать борьбу с Гитлером в 1938 году, чем тогда, когда мы наконец вынуждены были это сделать, -- в сентябре 1939 года. Но об этом позднее.

Вплоть до заключения перемирия в июне 1940 года, в мирное время и во время войны, как частное лицо или как глава правительства я всегда поддерживал тесные отношения с часто сменявшимися премьерами Французской Республики и со многими ее ведущими министрами. Мне очень хотелось узнать правду о перевооружении Германии и проверить свои выкладки с помощью данных, имевшихся в их распоряжении. Поэтому я написал Даладье, с которым был лично знаком.

Черчилль--Даладье 3 мая 1938 года

"Ваши предшественники Блюм и Фланден были столь любезны, что сообщили мне французские данные о состоянии германских военно-воздушных сил за последние годы. Я был бы весьма обязан, если бы Вы высказали мне, какова Ваша точка зрения сейчас. Я располагаю несколькими источниками информации, надежность которых была доказана в прошлом, но мне хотелось бы проверить эти сведения на основе данных, полученных из независимого источника".

В ответ Даладье прислал мне документ на семнадцати страницах, датированный 11 мая 1938 года. Он писал, что этот документ "был всесторонне продуман штабом французских военно-воздушных сил". Я показал этот важный документ моим друзьям, работавшим в непосредственно заинтересованных в этом вопросе английских министерствах. Французские выкладки о размерах германских военно-воздушных сил несколько превышали английские данные. В начале июня я смог написать Даладье, опираясь в значительной мере на авторитетное мнение.

Черчилль--Даладье 6 июня 1938 года

"Я весьма признателен Вам за исключительно ценную информацию, полученную мною через французского военного атташе. Можете не сомневаться, что я буду пользоваться ею крайне осторожно и только в наших общих интересах.

Общая оценка состояния германских воздушных сил в настоящее время совпадает с частным мнением, которое я смог составить по этому поводу. Склонен думать, однако, что германская авиационная промышленность выпускает несколько большее число самолетов, чем это полагают. Весьма вероятно, что к 1 апреля 1939 года германские военно-воздушные силы будут насчитывать 300 эскадрилий, а к 1 апреля 1940 года -- 400 эскадрилий".