Юлия Кудрина - Императрица Мария Федоровна

Поэт Некрасов выразит свое отношение к реформам коротко такими словами: «Порвалась цепь великая, порвалась и ударила, одним концом по барину, другим по мужику».

Историк С.М. Соловьев напишет в набросках «О современном состоянии России»: «Легко было завинчивать при Николае I, легко было взять противоположное направление и поспешно-судорожно развинчивать при Александре II, но тормозить экипаж при этом поспешном судорожном спуске было дело чрезвычайно трудное. Оно было бы легко при правительственной мудрости, но ее-то и не было. Преобразования проводятся успешно Петрами Великими, но беда, если за них принимаются Людовики XVI и Александры II…»

Профессор В.О. Ключевский так оценит реформы Александра II: «Одной рукой он (император Александр II – Ю.К. ) даровал реформы, возбуждал в обществе самые отважные ожидания, а другой – выдвигал и поддерживал слуг, которые их разрушали…» Александр II, по мнению историка, не стал и «самодержавным провокатором», «все его великие реформы, непростительно запоздалые, были великодушно задуманы, спешно разработаны и недобросовестно исполнены кроме разве реформы судебной и воинской…».

Действительно, в последние годы жизни Александр II часто был несамостоятелен в своих решениях. Такие его современники, как Д.А. Милютин и М. Лорис-Меликов, по-разному понимали благо России. Негативный оттенок всему придавало и то обстоятельство, что все больше и больше его главным советником по целому кругу вопросов становилась его морганатическая супруга Е.М. Юрьевская. Личный аспект в принятии конституции, изменение и узаконение нового брака для придания его супруге статуса «императрицы Екатерины» входили в планы императора.

Министр двора А.В. Адлерберг выскажется по этому поводу следующим образом: «Мученическая кончина Государя, быть может, предотвратила новые безрассудные поступки и спасла блестящее царствование от бесславного и унизительного финала».

Много, много лет спустя, вспоминая страшный день 1 марта 1881 года, императрица Мария Федоровна, находясь в положении беженки в Крыму, напишет в своем дневнике: «Поднялась рано, вспомнила страшный день двадцативосьмилетней давности, день восшествия на престол. Как это было ужасно! Все представлялось в туманном и мрачном свете. И все же по воле Господа вновь воссияло солнце. Он благословил моего любимого Сашу и всю страну и подарил нам тринадцать лет мира и счастья!»

Собор Воскресения Христова (храм Спаса на Крови) в Санкт-Петербурге, возведенный в память о гибели Александра II Архитектор Альфред Парланд 1883–1907

Экономические последствия «великих реформ» были неутешительными. Жесточайший политический кризис, государственный долг России вырос в три раза и составил шесть миллиардов рублей. Пятьсот миллионов было затрачено на проведение Крестьянской реформы, полтора миллиарда стоили Крымская и Русско-турецкая войны, миллиард ушел на строительство 20 тысяч верст железных дорог.

Следствием так называемых «либеральных» реформ был резкий рост преступности – в 2,7 раза больше в сравнении с царствованием императора Николая I.

С.Ю. Витте позже напишет в своих воспоминаниях: «Александр III взошел на престол, не только окровавленный мученической кровью своего отца, но и во время смуты, когда практика убийств снова приняла серьезные размеры. После тринадцатилетнего царствования он оставил Россию сильной, спокойной, верующей в себя и с весьма благоустроенными финансами. Он внушал к себе общее уважение, ибо он был царь миролюбивый и высоко честный».

Назначенное Александром II обсуждение в Совете министров проекта конституции Лорис-Меликова было перенесено в связи с трагическими событиями на 8 марта.

За два дня до совещания, 6 марта, Победоносцев отправил царю письмо, решившее судьбу и министра внутренних дел, и его сторонников. В нем говорилось:

«Не оставляйте Лорис-Меликова, я не верю ему. Он фокусник и может еще играть в двойную игру. Если Вы отдадите себя в руки ему, он приведет Вас и Россию к погибели. Он умел только проводить либеральные проекты и вел игру внутренней интриги. Но в смысле государственном он сам не знает, чего хочет, – что я сам высказывал неоднократно. И он – не патриот русский. Берегитесь, ради Бога, Ваше величество, чтобы он не завладел Вашей волей, и не упускайте времени.

Новую политику надобно заявить немедленно и решительно. Надобно покончить разом именно теперь все разговоры о свободе печати, о своеволии сходок, о представительном собрании. Все это ложь пустых и дряблых людей, и ее надобно отбросить ради правды народной и блага народного».

Во время заседания были высказаны разные прямо противоположные точки зрения. Из выступления графа Строганова: «Мера эта вредна потому, что с принятием ее власть перейдет из рук самодержавного монарха, который для России, безусловно, необходим, в руки разных шалопаев, думающих не о пользе общей, а только о своей личной выгоде. Путь этот ведет прямо к конституции, который я не желаю ни для вас, ни для России».

То, как проходило совещание, подробно изложил в своем письме К.П. Победоносцев: «…Первым высказался против (проекта – Ю.К. ) Строганов – кратко, но энергически. Затем Валуев, Абаза, Милютин сказали напыщенные отвратительные речи о том, что вся Россия ждет этого благодеяния. Милютин при этом обмолвился о народе как о неразумной массе, Валуев вместо слова “народ” употребил “народы”. Говорили дальше Набоков, Сабуров и прочие. Только Посьет и Маков высказались против. Но когда обратились ко мне, я не мог уже сдерживать волнения негодования. Объяснив всю фальшь учреждения, я сказал, что стыд и позор покрывают лицо, когда подумаешь, в какие минуты мы об этом рассуждаем, когда лежит еще не погребенным труп нашего Государя. А кто виновен в том? Что мы делали все это время в его царствование? Мы говорили, говорим, слушали себя и друг друга, и всякое из его учреждений превратилось у нас под руками в ложь, и дарованная им свобода стала ложью. А в последние годы – в годы взрывов и мин, что мы делали, чтобы охранять его. Мы говорили – и только. Кровь его на нас…»

Государь закончил совещание словами, что дело это слишком сложное и надобно его рассмотреть подробно в особой комиссии, а потом в Кабинете министров.

21 апреля Александр III писал Победоносцеву из Гатчины: «Сегодняшнее наше совещание сделало на меня грустное впечатление. Лорис, Милютин и Абаза положительно продолжают ту же политику и хотят так или иначе довести нас до представительного правительства, но пока я не буду убежден, что для счастья России это необходимо, конечно, этого не будет, я не допущу. Вряд ли, впрочем, я когда-нибудь убеждусь в пользе подобной меры – слишком я уверен в ее вреде. Страшно слушать умных людей, которые могут серьезно говорить о представительном начале в России, точно заученная фраза, вычитанная ими из нашей паршивой журналистики или бюрократического либерализма. Более и более убеждаюсь, что добра от этих министров ждать я не могу! Дай Бог, чтобы я ошибался! Не искренни их слова, не правдой дышат. Вы могли слышать, что Владимир, мой брат, правильно смотрит на вещи и, совершенно как я, не допускает выборного начала. Трудно и тяжело вести дело с подобными министрами, которые сами себя обманывают!»