Дмитрий Степанов - Русь, Малая Русь, Украина. Этническое и религиозное в сознании населения украинских земель эпохи Руины

Также следует отметить, что сложные отношения сложились между митрополитом и гетманом. Несмотря на отдельные эпизоды, в которых Коссов выступал в качестве советчика и даже исполнителя воли гетмана, общий «фон» отношений между Сильвестром Коссовым и Богданом Хмельницким оставался напряженным. Пожалуй, главную причину этого, вслед за С. Плохием, можно увидеть в том, что гетман ограничил власть митрополита, который, следуя уже сложившейся могилянской традиции, считал себя (в общем, не без основания) лидером всех православных Речи Посполитой [79].

Сложность положения митрополита, с другой стороны, объясняется тем, что часть католического общества Речи Посполитой видела в представителях православного духовенства главных подстрекателей к казацким «бунтам» [80].

Неоднозначное отношение Сильвестра к происходящим событиям подтверждают следующие факты. В декабре 1648 г. во время въезда Б. Хмельницкого в Киев, Сильвестр Коссов вместе с киевским духовенством и иерусалимским патриархом Паисием с торжественной речью встречал гетмана. Однако после этого митрополит уехал на тайные переговоры с польскими комиссарами, которых возглавлял Адам Кисель [81]. Стоит отметить, что результатами переговоров зимой 1648/49 г. стало т. н. Переяславское перемирие, своеобразный «пролог» к Зборовскому договору. Тогда гетман с митрополитом добивались от польской стороны принять соглашение, по которому: 1) униатская церковь должна быть уничтожена на всей территории Речи Посполитой; 2) место киевского воеводы должен был занять человек, исповедовавший православие (в результате воеводой стал А. Кисель); 3) Речь Посполитая должна была согласиться на еще трех православных сенаторов — киевского митрополита, воеводу и кастеляна [82]. Указанные требования более чем отвечали интересам Сильвестра Коссова как главы Киевской митрополии и, видимо, именно этим, как нам кажется, объясняется его дипломатическая активность в это время.

Также двузначная позиция киевского митрополита, по всей видимости, находит свое оправдание в его желании физически сохранить православную иерархию Речи Посполитой. Перед тем, как в июле 1651 г. войска Великого княжества Литовского заняли Киев, митрополит, по словам войскового писаря И. Выговского, хотел направить посланцев к гетману Я. Радзивиллу, «…чтобы он воинским людем в Киеве церквей Божиих разорять и православных христиан сечь не велел, потому, что они духовного и светцкого — всяких чинов людей в подданстве и во всей его королевской воле быти хотят, а что де козаки против короля стоят и войну ведут и Киевом владеют, и то де чинится не по их воле…» [83]В то же время, по сообщениям того же Выговского, митрополит собирался сам ехать в Москву, чтобы лично просить Алексея Михайловича о скорейшем решении вопроса о присоединении Украины к Русскому государству [84].

Скептическое отношение к московскому курсу Хмельницкого проявилось у Сильвестра Коссова, по-видимому, довольно рано. К 1650 г. на Украину прибыл Тимофей Акундинов, выдававший себя за сына царя Василия Шуйского. Самозванец вошел в доверие к гетману Хмельницкому и с его разрешения поселился в Лубнах [85]. Для того, чтобы вывезти Анкудинова в Москву, к митрополиту были направлены возвращавшиеся из поездки в Варшаву полномочные послы Г. Г. и С.Г Пушкины. Царские представители, однако, потерпели «фиаско»: митрополит отказался с ними сотрудничать, мотивировав это тем, что «в нынешнее смутное время, того государева дела делать никакими мерами не умеет». После отъезда послов Сильвестр Коссов даже несколько дней принимал самозванца у себя, после чего, не препятствуя, отпустил [86].

После Переяславской рады, между митрополитом и царской администрацией произошел ряд конфликтов. Их перечисление стало уже несколько хрестоматийным для исследовательской литературы. В январе 1654 г. митрополит поначалу отказался прислать для присяги своих «служилых людей». Месяц спустя московские воеводы стали планировать строительство киевской крепости на земле, принадлежащей Софийскому собору. Сильвестр Коссов не только стал активно противодействовать представителям московской администрации, но и заявил воеводам, что будет «с ними биться» [87]. В марте 1654 г., когда недалеко от Киева появились польские войска, митрополит Сильвестр фактически отказался сотрудничать с киевским воеводой [88].

На наш взгляд, значения этих конфликтов, по крайней мере, первого и второго в историографии несколько преувеличено. Митрополит отослал все-таки своих людей на «крестоцелование», а после столкновения с киевскими воеводами, Сильвестр написал царю пространное письмо, в котором не только извинялся, но и привел ряд вполне весомых аргументов, объясняющих его поведение [89]. Так или иначе, результатом этих разногласий стала зависимость митрополита от Богдана Хмельницкого, выступившего посредником между Москвой и главой киевской епархии [90].

Эти «демарши» митрополита были, по всей видимости, неприятны для московского правительства, однако они еще не давали повода для преследования Сильвестра Коссова. Другое дело — государственная измена. В сентябре 1654 г. отношения между Москвой и митрополитом были близки к разрыву. Речь идет об обвинениях, озвученных гетманским посланником Иваном Тафляры. «…перед Светлым Христовым Воскресением присылали к королю на сойм киевской митрополит и иные духовного чину люди, — говорил Тафляры в Посольском приказе, — что им с московскими людми быти в соединении невозможно, и они того николи не хотели, а се де москва хотят их перекрещевать …» [91]Далее, как утверждал посланник, сам польский король сообщил ему, что «духовенство под его королевскою рукою быти хотят по-прежнему, и присылал митрополит и иные духовенство к нему старцов, просячи к себе его королевские ласки…» [92]

В исследовательской литературе показания Ивана Тафляры, служившего до этого и московским и гетманским агентом, в общем, не подвергались критике. В определенной степени правдивость слов посланника доказывает то, что в то время в Киеве знали о практике «перекрещивания» выходцев с украинских земель и болезненно реагировали на это [93]. Более того, как уже было указанно выше, в 1654 г. митрополит был готов вернуться в королевское подданство. Однако «посольство», о котором свидетельствовал Тафляры, на наш взгляд, стало бы слишком рискованным шагом для осторожного митрополита, официально принявшего верховенство царской власти. Наличие непосредственных контактов Коссова с польским правительством в то время не подтверждается другими источниками и кажется несколько преувеличенным. Надо отметить, что в Москве слова Ивана Тафляры были приняты к сведению, однако реальные действия по отношению к митрополиту так и не были предприняты.