Елена Первушина - Великие государственные деятели Российской империи. Судьбы эпохи

Высокую оценку Александру III давал Сергей Юльевич Витте, он писал: «И вот является вопрос, если император Александр III, как многие думают, не был образованным человеком, ни во всяком случае не был ученым (а лица, которые его не понимали и не понимают и не знают, говорят, что он был даже неумным), – то чему же, если не уму – сердца, уму – души приписать такого рода мысли, какие были незыблемы у Императора Александра III? Разве не нужно уметь сознавать, уметь понять – не от разума, а скоре от царского сердца, – что страна, вверенная Ему Богом, не может быть великой без водворения промышленности? А раз у Императора Александра III было это сознание, Он твердо настаивал на введении протекционной системы, благодаря которой Россия ныне обладает уже значительно развитой промышленностью и несомненно все более и более двигается в этом отношении вперед и недалеко уже то время, когда Россия будет одною из величайших, промышленных стран».

Сам ли император Александр, его ли правительство, было достаточно разумным, чтобы приготовить для России не только «кнут», но и «пряник». Александр не собирался повторять ошибок не только своего отца, но и своего деда, он понимал, что экономически отсталая Россия станет легкой добычей для европейских стран. И в его царствование Россию ждал настоящий экономический бум. Когда он вступил на престол, в сберегательных кассах хранилось в общей сумме 10 000 000 рублей, а когда он умер, эта цифра возросла до 330 000 000 000. Европейскую часть России покрыла сеть железных дорог и началось строительство Транссибирской магистрали. По всей стране вырастали новые заводы, развивались угольные шахты Донбасса, нефтяные промыслы Баку. В Зимнем дворце провели телефон и электричество, в армии приняли на вооружение винтовку Мосина, пулемет «Максим» и наган.

Но по мере того, как росло благосостояние купцов, ремесленников и прочих членов «третьего сословия» Российской империи, росло и их желание оказывать влияние, на внутреннеполитический курс страны, участвовать в его управлении. Понимал ли Александр этот парадокс, понимал ли он, что сам закладывает бомбу под то здание самодержавия, которое он всю жизнь старательно укреплял? Нам известно только, что решать эту проблему он оставил сыну.

Эти стихи написал Константин Константинович Романов, сын великого князя Константина Николаевича Романова и двоюродный дядя Николая II. Последний российский император никогда не писал стихов, но его мироощущение было еще более трагичным. Константин, по крайней мере, мог надеяться стяжать заслуженную славу поэта. Николай же с ранних лет знал, что его судьба – быть Российским самодержцем, и воспринимал свой удел как великую честь, но одновременно и как тяжкую ношу, которую должен во что бы то ни стало нести с достоинством. Великий князь Александр Михайлович пишет, что осенью 1916 года его поразил фатализм Николая и передает такой отрывок из их беседы:

«– Господь Бог доверил тебе сто шестьдесят миллионов жизней. Бог ожидает от тебя, чтобы ты ни перед чем не останавливался, чтобы улучшить их участь и облегчить их счастье. Ученики Христа никогда не сидели, сложа руки. Они шли из края в край, проповедуя слово Божье языческому миру!

– На все воля Божья, – медленно сказал Никки. – Я родился 6 мая, в день поминовения многострадального Иова. Я готов принять мою судьбу.

Это были его последние слова. Никакие предостережения не имели на него действия. Он шел к пропасти, полагая, что такова воля Бога».

Нам неизвестно, насколько точно воспроизводит этот разговор Александр Михайлович. Что он запомнил, а что домыслил потом, уже зная о трагической развязке. Однако Николай неоднократно упоминал о том, что он родился в день, когда в церкви поминают Иова. Очевидно этот факт значим для него, стал частью его «внутренней легенды» и об этой легенде мы также знаем очень мало. Николай был скрытен. Его, как и многих цесаревичей семьи Романовых, с детства заставляли вести дневник – считалось, что это приучает ребенка, а затем юношу к самоанализу и самоконтролю. Когда читаешь дневник юного Николая, поражает его холодность. Он точно и по всей видимости правдиво фиксирует все события своей жизни, но почти не пишет оценок, а если и упоминает о своих эмоциях, то делает это очень скупо, «в рамках приличий», словно подтверждает, что чувствовал именно то, что ему было положено чувствовать, чего он него ожидали. Когда он стал самодержцем, министры жаловались, что, докладывая императору, были твердо уверены, что он соглашается с ними, а потом получали по почте распоряжение подать заявление об отставке. Если Александра I называли «русским сфинксом», то еще больше заслуживал этого прозвище Николай. В обществе его часто считали тряпкой, полностью подчиненным воле жены. Но иностранные политики отмечали, что волю русского царя нельзя недооценивать. Он не любит ее демонстрировать, но это отнюдь не значит, что ее нет.

С Победоносцевым Николай поступил в своем стиле – внешне уважительно, но по сути – неожиданно и жестко, почти жестоко. По крайней мере, именно так считал Сергей Юльевич Витте, относившийся как к Александру III, так и к Победоносцеву с глубоким уважением. «Можно иметь различные мнения о деятельности Победоносцева, – писал он, – но несомненно, что он был самый образованный и культурный русский государственный деятель, с которым мне приходилось иметь дело. Он был преподавателем Цесаревича Николая, Императора Александра III и Императора Николая II. Он знал Императора Николая с пеленок, может быть, поэтому он и был о Нем вообще минимального мнения. Он Ему много читал лекций, но не знал, знает ли его ученик что либо или нет, так как была принята система у ученика ничего не спрашивать и экзамену не подвергать. Когда я еще не знал Николая II, когда я только что приехал в Петербург и скоро занял пост министра путей сообщения и спросил Победоносцева: „Ну, что же Наследник занимается прилежно, что Он собою представляет как образованный человек?“, то Победоносцев мне ответил: „Право не знаю, на сколько учение пошло впрок“».

Но мы забежали вперед. Когда еще был жив император Александр III, Победоносцев преподавал Николаю курс юридических наук. Выбор этот вполне логичный – хотя многие отмечали, что с конца 1880-х годов император все реже прислушивался к старому наставнику, все же Александр всецело ему доверял, а тот слыл прекрасным преподавателем. Но задушевной близости между учителем и учеником на этот раз не возникло. Не сблизила их и общая потеря – смерть Александра III. Николай воспринимал эту смерть как страшную и неожиданную потерю, и, кажется, не чувствовал себя готовым к свалившейся на него ответственности. По-видимому, он нашел утешение в мысли, что на то была Божья воля, а раз так, то он просто не может совершать ошибок, как миропомазанный самодержец, он получил власть из рук Бога, а значит Бог счел его достойным и отныне будет его вразумлять.