Джон Дикки - Масоны. Как вольные каменщики сформировали современный мир

Появление «масонства откровения», которым занимался Виллермоз, очень симптоматично в контексте ослабления роли институциональной религии во Франции второй половины XVIII столетия. Паства редела, средств у Церкви становилось меньше. Вместо того чтобы вступать в католические братства, добрые французские буржуа массово вступали в масонские ложи, в которых занимались, по сути, тем же, только вне церковной иерархической структуры, а именно общались, занимались благотворительностью и искали коллективного мистического опыта. Как и в Англии, во Франции происходил переход к секулярному обществу, а масонство помогало смягчить этот переход.

Несмотря на неодобрение папы, к «искусству» приобщались и многие представители духовенства. Согласно одному отчету, около 35 % братьев-масонов в Анже и Ле-Мане были священниками и куратами. Масонами при этом они были очень разными. В 1778 году тринадцать из ста пятидесяти членов престижной научной ложи «Девять сестер» были священнослужителями. В 1752 году в парижской ложе Казанова свел знакомство с одним упитанным бонвиваном из Болоньи, который оказался кардиналом, да к тому же еще и папским легатом. Вместе они наслаждались «изысканными яствами в сопровождении премилых барышень».

Коротко говоря, вывод следующий: французское масонство было отражением французского общества в целом — или, точнее, его привилегированных слоев. Оно было настолько разномастным, что нет ничего удивительного в том, что именно во Франции было суждено появиться одному из самых таинственных и необыкновенных масонов в истории.

Шарль де Бомон, известный как Шевалье д’Эон, был французским адвокатом, солдатом, дипломатом и тайным агентом. В 1763 году он приезжает в Англию и сразу производит фурор. Еще во Франции шевалье был известен как растратчик казенных денег и дуэлянт, а в

Англии к обязательствам перед серьезными людьми из Версаля прибавились долги лондонским заимодателям. В октябре 1764 года вооруженный до зубов д’Эон отстреливался от кредиторов из превращенного в бастион дома в Сохо. В итоге ему удалось бежать, при этом он был объявлен вне закона. Французские власти он шантажировал тем, что грозился обнародовать секретные документы. Безрассудная «дипломатическая карьера» шевалье д’Эона продолжалась ни много ни мало тринадцать лет.

Отличало же его от множества других авантюристов то, что он часто одевался в женское платье, и истинный пол шевалье никому известен не был. В личном разговоре с одним французским тайным агентом д’Эон признался, что он — женщина.

В 1768 году на пике споров и пересудов шевалье д’Эон был посвящен в масоны в «Короне и якоре» на улице Стрэнд. Через полтора года он уже выполнял функции офицера ложи. Став масоном, шевалье на время успокоил тех, кто спорил по поводу его половой принадлежности. Обряд инициации включал оголение груди, и, по-видимому, никаких женских половых признаков обнаружено не было.

Новость о том, что д’Эон вступил в ряды братьев-масонов, позабавила весь Лондон. Сатирические гравюры беспощадно высмеивали запятнавшее свою репутацию «искусство». На одной из них изображены две делегации. Первые — смущенные масоны — просят, чтобы шевалье никому не раскрывал тайны своей половой принадлежности. Вторые принимают ставки на деньги, они хотят раз и навсегда развеять все сомнения и просят шевалье пройти стандартную процедуру утверждения пола, которую предположительно проходит избранный папа римский. Два черта несут то самое ватиканское кресло, на котором проходят проверку на принадлежность к мужскому полу (в середине сиденья проделана дыра), а священник уже ждет, когда придется под него подлезать.

Самому шевалье, конечно, больше нравилось другое, более лестное свое изображение, да так, что он купил сразу десять копий. На нем показана фигура неопределенного пола в платье, но с такими мужскими атрибутами, как шпага, трость и масонские отличительные знаки. На заднем плане — изображения известных самозванцев.

В 1777 году обсуждение пола шевалье д’Эона возобновилось. На этот раз дошло до суда, в котором версию о принадлежности женскому полу подтвердили двое свидетелей. Один из них — хирург, выписавшей шевалье лекарство от «женской» болезни. Второй — журналист, который и вовсе заявил, что вступал с шевалье в интимную связь. Споры продолжались, ведь свидетелей можно было купить. Впрочем, вскоре после этого сам шевалье, которому тогда было сорок девять лет, объявил себя женщиной. Новоиспеченная дама д’Эон собиралась вернуться во Францию.

При этом к масонству она продолжала относиться со всей серьезностью. Связи с братьями-масонами сохранялись даже тогда, когда ей пришлось покинуть Париж и уехать на родину в глухую Бургундию. Масонами были ее двоюродный брат, несколько близких друзей, а также мастер, изготавливающий по ее заказу парики.

Наиболее удивительно то, что ложа в Тоннере, родном городе д’Эон, считала ее своим полноправным членом. В августе 1779 года «Великий восток» не согласился ее принять, что вызвало возмущение тоннерских масонов: «Несмотря на произошедшее преобразование [в женщину], мы не могли не принять ее в свои ряды, ибо в противном случае предали бы кровные и братские обеты». Да, д’Эон стала женщиной, но продолжала оставаться «братом».

Чем объяснить такую широту взглядов тоннерских масонов? Возможно, они просто почтительно относились к этому человеку, кто-то же попросту продолжал считать его мужчиной, пусть и предпочитающим ходить в женской одежде. Но дело не только в келейном заступничестве. Если в Англии женщины среди масонов появлялись разве что в сатирических зарисовках, то во Франции дамы в запонах уже были — самые настоящие.

Любая женщина, предстающая для посвящения, должна быть здоровой, не беременной и не иметь регул. Перед входом в ложу она должна ожидать в затемненной комнате, где будет только одна свеча и череп. Там ее встретит Дама, которая спросит, готова ли она пройти через ужасные испытания. Ее попросят убрать правый рукав и перчатку, а затем левую подвязку, которую она заменит голубой лентой длиною в метр. Как только ей наденут повязку на глаза, она сможет постучать в дверь ложи.

Женское масонство было не только во Франции, но только в этой стране «сестер» насчитывалось такое количество. После того, как «искусство» было перевезено через Ла-Манш и обрело независимость от Лондона, в той же суматохе, в которой размножились Шотландские уставы, начали принимать в ложи женщин. Первые известные нам масонки появились в 1740-х годах. Но по стране они распространились неравномерно: так, в крупных центрах масонства — Монпелье, Марселе, Тулузе и Тулоне — организованных женских лож не было. Тем не менее к 1774 году в Париже и Бордо женщин среди масонов было уже столько, что «Великому востоку» пришлось их признать. С тех пор их число только увеличивалось, как и число выпускаемых руководств по особой масонской моде. В период расцвета женского масонства сестер во Франции насчитывалось около тысячи.