Элен Каррер д'Анкосс - Россия и Франция. От Петра Великого до Ленина

Свою миссию, оправдывая тем самым захват власти, она видела в восстановлении и защите национальных интересов России. Это будет также определяющим направлением всей ее международной политики.

Когда Екатерина восходит на трон, Россия в глазах Европы и особенно Франции, арбитра государственного протокола, – второстепенная страна по своему географическому положению и статусу. С точки зрения географии, Россия не рассматривается как европейская страна, а с точки зрения статуса в ней видят государство промежуточного типа – между великой державой, пекущейся о своих национальных интересах, и государством неопределенной природы, чья участь – объединяться с другими и способствовать их проектам. Такой точки зрения, в частности, придерживается Франция. Россию, по ее мнению, нужно удержать в ее территориальных рамках, помешать ей вести свою игру в остальной части Европы и сохранить за ней ее второстепенный статус. И государства «восточного барьера», изначально призванные ограничить могущество Габсбургов, в XVIII веке получают задачу выполнять эту роль по отношению к России. Для Екатерины, столь духовно привязанной к французской культуре и идеям Просвещения, барьер, который Франция выстраивает против России, неприемлем. Символом неравенства в отношениях с Францией стало присвоенное последней право на признание или непризнание за российскими монархами императорского титула, которое Екатерина будет потом горячо оспаривать.

Такова внешняя и внутренняя ситуация, в которой оказалась молодая императрица 28 июня 1762 года. Для тех, кто наблюдает ситуацию извне (иностранные послы, и в частности Беранже, напишут об этом), самые характерные черты периода, когда императрица делает первые шаги, – ее крайняя уязвимость как узурпаторши, захватившей власть незаконным, даже преступным образом, и всеобщие сомнения в ее способности удержаться на троне. Ее подверженность различным влияниям и сильное воздействие на нее русской политической традиции объясняются (по крайней мере, так пишут эти недоброжелательные наблюдатели) также ее неопытностью. Однако европейские дворы с интересом ожидают определения внешнеполитического курса России. Семилетняя война продолжается для всех кроме России, которая заключила мир с Пруссией. Что предпримет Екатерина или, скорее, как думают многие, те, кто дает ей советы? И главное – каким будет ее окружение, на котором сосредоточено всеобщее внимание?

Вначале со стороны кажется, что окружение императрицы мало изменилось. Его составляли те же приближенные Елизаветы и даже Петра III: канцлер Воронцов, вице-канцлер Голицын и сосланный Бестужев-Рюмин, возвращенный в столицу, но еще не прибывший в нее в первые дни царствования Екатерины. В действительности эта команда не очень уверена в себе, дезорганизованная переворотом, убежденная, что новое царствование не продлится долго, хотя никто внутри нее пока не решается об этом говорить. Канцлер блистает своим отсутствием, утверждая, что перегружен работой, а вице-канцлер на все вопросы отвечает, что ожидает указаний. Если ее чиновникам не хватало инструкций, то Екатерина с самого начала царствования выразила свою позицию в двух манифестах. Первый, опубликованный 28 июня, в день переворота, приветствовал мир, заключенный ценой ужасающих усилий, рек пролитой крови, и напоминал, что Россия «была отдана в рабство своим злейшим врагам». В заключение манифест гласил, что императрица возвращает себе свободу действий. Его восприняли как отказ от союза, заключенного Петром III. Мария-Терезия, все еще ведущая войну с Фридрихом II, надеялась, что Россия возобновит боевые действия и ослабит давление на Австрию. Но этого не произойдет. Манифест как будто осуждал сближение между Петром III и Фридрихом II, но серия рескриптов, опубликованных в последующие дни и служащих инструкциями, ясно показывала, что Екатерина одобряла мир, выведший Россию из Семилетней войны, и рассматривала его как окончательный, хотя идею о каком бы то ни было соглашении с Фридрихом II отвергала. Обеспечив себе мир, Россия освободилась и ни под каким предлогом не собиралась снова вступать в продолжающийся конфликт. Подведя этот итог, Екатерина перешла к следующему этапу, заявив, что готова помочь воюющим сторонам последовать ее примеру, то есть начать переговоры о мире. Неудивительно, что ввиду ее крайне слабой позиции в Европе это предложение не встретило никакого отклика.

Мария-Терезия тактично выразила отсутствие интереса к предложенному посредничеству и тем более к мирному конгрессу, к созыву которого стремилась Екатерина. В Версале отказали резче. Только Фридрих II проявил к предложению вежливое внимание, но, уже заключив мир с Россией, он скорее ожидал реакции тех, кто еще оставался его врагами.

Ведение нескончаемой войны становилась все более сложным для Австрии и Франции. Лишенные поддержки России, эти две державы, оставшиеся единственными противницами Фридриха II, понимали, что им не удастся выиграть войну, а столь решительные декларации Екатерины свидетельствовали, что та решила остаться вне конфликта. Однако в начале ее царствования советы, исходящие от ее окружения, не предвещали столь твердой позиции. Воронцов отстаивал характерную для царствования Елизаветы концепцию союза с Австрией, необходимого России прежде всего для слома могущества их общего врага – Османской империи. В том же духе он полагал, что хорошие отношения с Францией нужны России, дабы первая не отдала приоритет своему союзу с Османской империей, крайне пагубному для России. По возвращении Бестужева в столицу какое-то время можно было поверить, что он вновь обретет былое влияние. Екатерина выказывала ему очевидное почтение, а он открыто демонстрировал ей свою признательность. Императрица наградила Бестужева орденом Святого Андрея, назначила генерал-фельдмаршалом, хотя он не имел никакого военного опыта, и публично выразила ему в манифесте благодарность за оказанные государству услуги. Тем не менее она не вернула ему пост канцлера. Думая, что былой авторитет снова при нем, Бестужев непрестанно давал императрице советы. Как Воронцов, но с еще большей настойчивостью, он призывал порвать с политикой Петра III и вернуться к навязчивой идее Елизаветы – расширенной русско-австрийской коалиции, по мере возможности включающей Францию. Будучи готов согласиться, что мир, подписанный с Фридрихом II, имеет свои преимущества, Бестужев также сознавал, что по истечении некоторого времени все воюющие стороны придут к заключению о невозможности бесконечного продолжения Семилетней войны; впрочем, добавлял он, и после заключения мира нужно бороться с высокомерием Фридриха II, следуя в этом вопросе курсу Елизаветы на слом прусского могущества, которое она расценивала как недопустимое. Возврат к стратегии Елизаветы предполагал тех же союзников, Вену и Версаль, и борьбу с теми же противниками, Берлином и Константинополем. Все соратники Екатерины, расходясь лишь в деталях, защищали эту программу. Однако императрица их не послушала и выбрала другое направление.