Элен Каррер д'Анкосс - Россия и Франция. От Петра Великого до Ленина

Однако незадолго до этого в дружбе между Францией и Россией наступило временное улучшение. Поводом для него послужила Всемирная выставка, прошедшая в Париже в 1867 году. Наполеон III пригласил на нее Александра II, который приехал в Париж тем более охотно, что, помимо стремления эффектно продемонстрировать добрые отношения между двумя странами, русский император и его канцлер питали одну тайную надежду. Осознавая ловушку, в которую Франция попала в Мексике, они пришли к заключению, что в столь трудной ситуации Наполеон III будет более склонен принять во внимание давнюю российскую просьбу о пересмотре статей 1856 года. К тому же в Петербурге думали, что перспектива русско-прусского союза в момент, когда возрастающее могущество Германии беспокоило Францию, также способна повлиять на непреклонную позицию Наполеона III. Александру и сопровождавшим его сыновьям, наследнику Александру и великому князю Владимиру, оказали во Франции пышный прием, но политических инцидентов избежать не удалось. При проезде русского императора собрались польские манифестанты или сочувствующие делу Польши, освистали императорскую карету с криками: «Да здравствует Польша!» Еще более серьезный инцидент случился 6 июня. Когда Александр II и Наполеон III возвращались с военного парада, на котором первый присутствовал вместе с королем Пруссии, один за другим раздались два выстрела, со всей очевидностью – в русского императора. Они не достигли цели, оба императора сохранили невозмутимость, но Александр II сделал отсюда выводы. Стрелял молодой поляк. Почему же, думал Александр, французские власти не приняли необходимых предосторожностей и поляки, столь многочисленные в столице Франции и столь живо проявляющие ненависть к России, не находились под наблюдением? Почему их не удалили из столицы на время визита русского императора? Эта грубейшая оплошность отнюдь не способствовала сближению Парижа и Петербурга. К тому же Александр II заметил, что принимающая сторона не восприняла ситуацию трагически, по крайней мере не до такой степени, как он ожидал. Он думал, что несостоявшегося убийцу приговорят к смерти (как поступили бы в России), и собирался затем великодушно попросить о его помиловании, чем надеялся способствовать дальнейшему сближению двух стран. Но стрелявший был приговорен лишь к тюремному заключению, столь короткому, что пресса объявила о его скором освобождении одновременно с известием о приговоре. Александр II не смог проявить великодушие. К тому же защитник стрелявшего сказал на суде, что поступок мученика за Польшу понятен, и просил о снисхождении. Это еще сильнее убедило Александра в несерьезном, даже лицемерном характере любезностей, которые расточал ему французский император. Визит, теоретически способный, как рассчитывал русский император, укрепить ослабевшие дружественные связи, а то и содействовать повороту российской политики в сторону Франции (на что еще не оставлял надежды Горчаков), лишь снова углубил разрыв, с начала десятилетия не перестававший углубляться между двумя странами, которые, казалось, все должно объединять.

Стоит ли при таких обстоятельствах удивляться обязательству России сохранять нейтралитет в случае франко-прусского конфликта? И тому, что в 1870 году, накануне войны, Александр II не обращал внимания на отчаянные призывы Наполеона III? Ухудшение отношений между двумя странами уже приняло необратимый характер. В июле 1870 года, когда Франция объявила Пруссии войну, Россия, как и обещала, заявила о своем нейтралитете и предостерегла Австрию от всяких попыток помощи Франции.

В ходе войны Александр II без колебаний проявлял пропрусские симпатии, приветствовал победы Пруссии и даже отправил туда врачей, медсестер и нескольких офицеров, что не совсем соответствовало провозглашенному Россией статусу нейтрального государства. Тьер сделал несколько попыток повлиять на позицию России. Он даже приехал в Петербург, чтобы привлечь русских на сторону французов, но напрасно. Сразу после седанского поражения Франция попросила Россию умерить немецкие требования, но и этот призыв не был услышан. Посол Франции в России маркиз де Габриак объяснил Жюлю Фавру в письме от 19 февраля 1871 года: «Нам не стоит ничего ждать от России… Если эта страна нейтральна, если нейтралитет страны благоприятствует Франции, то нейтралитет императора благоприятствует Пруссии. А страной управляет именно император Александр».

У Александра II накопилось к Франции много претензий, часто застарелых. Он вменял ей в вину 1812 год, пожар в Кремле, Парижский договор, смягчения которого столько раз пытался добиться с помощью Франции. В 1871 году поражение Франции стало для Александра реваншем за Севастополь и договор 1856 года. Эти чрезмерные чувства по-настоящему не разделялись ни его близкими, ни русским обществом. Несмотря на свою обиду, Александр II все же смог воспользоваться ситуацией, сделав шаг, вызвавший горячее одобрение всей страны. Сразу же после Седана он предложил Совету министров, чтобы Россия по собственной инициативе объявила недействительными те статьи Парижского договора, которые она оспаривала. Сначала министры отреагировали на это не совсем дипломатическое предложение холодно. Милютин предложил провозгласить недействительной только статью о нейтралитете Черного моря. Как настоящий дипломат, Горчаков нашел более умеренный способ действий. Россия передаст подписавшим договор сторонам ноту, где сопоставит собственное постоянное соблюдение всех положений договора и вольное отношение других сторон ко множеству пунктов того же текста. Вывод, следовавший из этой демонстрации, очевиден: Россия не может более соглашаться быть единственной страной, соблюдающей договор, который нарушают другие государства. Отныне она не признает своих по нему обязательств. Порту информировали, что Россия теперь не считает нужным отказываться от флота и военных сооружений на Черном море. Для нее больше не существует договора 1856 года. Это решение взбудоражило русскую общественность. Она приветствовала возвращение России на Черное море, требовала начала строительства кораблей для отправки туда, поскольку в стране их не хватало, и вся пресса единодушно восхваляла гений Горчакова. Не добился ли он блестящей победы, вернув России утраченный престиж, не потеряв ни одной жизни и не произведя ни одного выстрела из пушки? Англия выразила протест против одностороннего российского демарша. Но Бисмарк, не желая задевать Россию, хотя изменение, производимое в международном порядке этим решением, его возмущало, предложил собрать все заинтересованные стороны на конференцию в Лондоне. Конференция состоялась в марте. Ее участники выразили сожаление, что Россия действовала в одностороннем порядке, предварительно не проконсультировавшись с остальными заинтересованными сторонами, но не отменили ее решения, что было закреплено в конвенции от 13 марта 1871 года.