Десмонд Сьюард - Наполеон и Гитлер

О его правдивости можно судить по отношению к религии дома и на людях. В своем завещании он говорит: «Я умираю в римско-католической вере, и чьем лоне был рожден более пятидесяти лет назад». Там же он дает указания провести у своего смертного одра все Положенные религиозные обряды. Однако в августе 1817 года он признавался барону Гуржо: «Я не верю, что Иисус когда-либо существовал». А 27 марта 1821 года, за пять недель до смерти, говорил графу Бертрану: «Я нахожу большое утешение в том, что у меня нет воображаемых страхов перед будущим».

Однако легенда о Наполеоне пришлась по душе французскому рабочему классу и мелкой буржуазии, которые с ностальгией вспоминали о сравнительно благополучной жизни при императоре, когда рекрутские наборы обеспечивали постоянное количество рабочих мест, а цены на хлеб не поднимались. По прошествии лет им казалось, что времена империи были сытыми и спокойными» по сравнению с тем, что Гюго впоследствии описал в «Отверженных». Можно считать, что вторая наполеоновская империя, провозглашенная в 1851 году, родилась на Святой Елене.

Миф оказался поразительно живуч. И сегодня он продолжает восхищать. Создатель его сказал: «Моя Жизнь - это целый роман». Однако бонапартизм доказал свою полную несостоятельность, когда Наполеон III попытался претворить его идеи в жизнь. Несмотря на его заботу о бедных, режим становился все более непопулярным на родине. Агрессивная внешняя политика оказалась нерезультативной, и в конце концов «Великая империя» рухнула во время франко-прусской войны 1870-71 годов. В конце своей жизни запертый в бункере в разоренной стране фюрер был совсем не в таких условиях, как Наполеон. Он исключил из партии своего преемника Геринга вместе с Гиммлером за интриги и назначил адмирала Деница новым преемником в качестве фюрера, тогда как Геббельс должен был стать канцлером.

Его монологи о том, почему Германия проиграла войну, которые он произносил между февралем и началом апреля 1945 года, принято считать его завещанием. Подобно императору, Гитлер цинично отрицает свою вину, говоря, что ни он, ни кто другой в Германии не хотели войны в 1939-м. Гитлер обвинял Британию и «еврейского приспешника, полуамериканца-пьяницу Черчилля» в том, что они не хотели объединить Европу с Германией, в том, что Британия втянула Америку в войну. Что касается нападения на Россию, то самым его страшным кошмаром была боязнь, что Сталин нападет первым. Он обвиняет своих офицеров, что они подвели Германию, сдавшись слишком легко, перефразируя свои слова 1918 года о том, что Германия подвела армию. И все же он считал, что война в один прекрасный день войдет в историю как славное и героическое выражение воли народа к жизни. Он считал, что после бойни останутся только две противостоящие друг другу силы - Соединенные Штаты и Советский Союз. «Законы истории и географии вовлекут эти две силы в борьбу либо на поле брани, либо в сфере экономики и идеологии.»

В отличие от этого, никакой легенды не вышло из бункера фюрера. Однако там существовал аромат тайны, которого не было в истории с Наполеоном. Отец Гитлера категорически отрицал рассказы о том, что его дедушка бы евреем по фамилии Франкенбергер. Подробности жизни Гитлера в Вене и Мюнхене до 1914 года никогда не были выяснены. Досье венской полиции показывает его Как гомосексуалиста. Говорят, что в 1918 году он примыкал к спартаковцам. Полагают, что Гитлер обещал вернуть кронпринцу Рупрехту баварский трон - Рупрехт вполне определенно предлагал ему герцогство. По слухам, не кто иной, как нунций, будущий папа Пий XII, сказал ему, что монархия изжила себя и надо создавать новый тип Государства. Не удалось выяснить подробности его связи с Гели Раубаль и Евой Браун. Не сразу были восстановлены подробности его последних дней. И сейчас никто на сто процентов не уверен, что обугленные останки, найденные русскими, принадлежали фюреру.

Обоих деятелей объединяет реакция на Французскую революцию. Император начал уничтожение христианской Европы, а Гитлер завершил его. Сколько бы ни говорил Геббельс «Мы отменили 1789 год», нацистская Германия в не меньшей степени, чем наполеоновская Франция, произошла из революции. Ужас лейтенанта Бонапарта, видевшего, что творили санкюлоты в 1792 году, перекликается с отвращением капрала Гитлера, которое он испытывал к творившемуся в Германии в ноябре 1918-го. И каждый клялся, что исполняет волю народа.

Наполеон считал, что является связующим звеном между старым режимом и революционным террором. Он клялся, что очистил революцию, взяв лучшее из прошлого, обновив это при помощи революционных идеалов. На самом же деле император принял революцию только потому, что она сделала возможной его карьеру, а также потому, что все, кому революция была выгодна, готовы были поддержать его режим.

Так же и Гитлер убеждал, что протаптывает тропку между капитализмом и марксизмом. Национал-социалисты утверждали, что их политическая и социальная программа расстраивает интриги международных финансистов, уничтожая в то же время губительные последствия Французской революции, воплощенные в ее детищах - либерализме и большевизме. Фюрер говорил о себе одновременно как о консерваторе и социалисте. В свое время его считали ультрасовременным, и он соглашался с этим, хотя современность его заключалась в том, что он отрицал все, предшествующее ему. Несмотря на все его претензии, коричневая революция повторяла 1789 год.

В поисках «секрета Наполеона» Клаузевиц иногда предполагает, что император предпочел бы достичь своих целей невоенными средствами. Говорят, что в XX веке Бонапарт смог бы сделать это. Карьера фюрера противоречит этому мнению - он начинал с политики, надеясь достичь желаемого без войны, а закончил войной как самоцелью.

Гитлеровская диктатура была первой диктатурой в индустриальном государстве на нынешнем уровне современной технологии, причем именно технология помогала подавлять народ. Альберт Шпеер, подчеркивал в Нюрнберге: «Телефон, телетайп и радио сделали возможным передавать команды с самого высокого уровня в низшие эшелоны, где они исполнялись беспрекословно. Таким образом, многие офицеры и должностные лица получали преступные приказы». В прошлом диктаторам нужна была помощь квалифицированных специалистов на нижних уровнях, людей, способных думать и действовать независимо, однако теперь «авторитарная система в век технологий может обойтись без таких людей... Образовался тип бездумного приемника приказов». Кто осмелится определенно сказать, что бы мог сделать при наличии таких средств Наполеон? Это одна из сложностей сравнения.

Оба остаются для нас загадкой во многом. Мы по крайней мере можем предположить, что и один, и второй восхищались собой, драматизируя в воображении свою карьеру. Ипполит Тэн - наиболее критически настроенный из всех французских историков - говорит о тотальном, всепоглощающем эгоизме. Император настаивал на монополизации всей исполнительной и законодательной власти. Он хотел уничтожения всех авторитетов, кроме собственного, не желал слышать ни общественного мнения, ни мнения отдельных граждан. Он «любил французский народ» лишь до тех пор, пока тот служил удовлетворению его амбиций. В нашей книге подчеркнута роль вагнеровской музыки в жизни Гитлера. Вначале она помогала ему уйти от действительности, а потом обеспечивала ему уход в придуманную им реальность - реальность тевтонских мифов, которые, по его мнению, продолжали оказывать огромное влияние на всю историю Германии. Нет сомнений, что он чувствовал себя по меньшей мере Лоэнгрином. Мало кто был настолько отравлен Вагнером, даже Людвиг II Баварский не был так поглощен им. Оперы Вагнера олицетворяли для фюрера саму суть Германии, добавляя в его национализм лихорадочный мистицизм, который не оставлял его до последних дней жизни. Альберт Шпеер сказал, что «третий рейх» был не более чем оперой».