Модест Колеров - Петр Струве. Революционер без масс [сборник]
- Название:Петр Струве. Революционер без масс [сборник]
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Книгократия
- Год:2020
- Город:Москва
- ISBN:978-5-6043673-3-9
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Модест Колеров - Петр Струве. Революционер без масс [сборник] краткое содержание
Биографии предпослано историографическое введение, суммирующее итоги исследования и публикации наследия П. Струве.
В приложении к биографии дано впервые составленное новое собрание сочинений П. Струве — те его политические тексты, что им самим по политическим соображениям не были включены в его последний сборник статей «Patriotica» (1911), либо были опубликованы после этой книги и потому не переизданы им ни в России, ни в эмиграции.
Петр Струве. Революционер без масс [сборник] - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Журнал под руководством С., оставаясь праволиберальным органом в своей внутриполитической публицистике, в остальном медленно смещался в нишу внепартийной и политически в целом индифферентной высокой культуры, науки, философии, религии, фундаментального обсуждения, например, таких тем из актуальной интеллектуальной повестки дня, как «проблемы нового религиозного сознания», «проблемы аскетизма», философия прагматизма, национальный вопрос [324] Полемика о национализме в «Русской Мысли» с участием С. собрана в сб.: Национализм. Полемика 1909–1917. 2 изд. / Сост. М. А. Колерова. М., 2015. См. также об этом: И. А. Покровский. «Эрос» и «этос» в политике. По поводу одной полемики // Юридический вестник. М., 1916. Кн. XV. См. библиографические дополнения к указанным текстам в этой полемике, в том числе В. В. Розанова и М. О. Гершензона: Евгений Голлербах. К незримому граду. Религиозно-философская группа «Путь» в поисках новой русской идентичности. СПб, 2000. С. 345, прим. 2.
и этнография, внешняя политика и империализм. Начиная с очерка «Великая Россия» (1908), С. был первым русским мыслителем, открывшим для России тему империализма, только на рубеже XIX и XX вв. получившую освещение в английской исторической и марксистской немецкой политико-экономической литературе (Гильфердинг, Каутский) как связанные факты колониальной активности (англо-бурская война, интервенция в Китае, др.), многонационального единства и высшей капиталистической концентрации производства, переходящего в государственный социализм. В тот момент эта тема ещё не нашла отражение даже в русской марксистской литературе, впервые обратившейся к ней примерно в 1913 году (И. И. Скворцов, Ленин, М. Н. Покровский, М. П. Павлович (Вельтман)).
Однако в решительную противоположность громкому читательскому и рыночному успеху сборника «Вехи», в пяти изданиях 1909–1910 гг. вышедшего общим тиражом в 16 тыс. экземпляров, «Русская Мысль», как признанный «орган веховцев», в 1909 году собрала всего 2500 подписчиков 6, что было в несколько раз меньше числа подписчиков у таких лидеров рынка «толстых журналов», как «Русское Богатство» и главное, исключало перспективу его текущей финансовой рентабельности [325] Об этом подробнее: Ричард Пайпс. Струве: правый либерал. 1905–1944 [1980]. М., 2001. С. 243.
. Активный автор «Русской Мысли» и опытный журналист, в будущем знаменитый советский литературовед Б. М. Эйхенбаум, чьи интересы, впрочем, скорее были подчинены личной научной карьере, двойственно похвалил и оценил журнал как «аристократический орган» [326] Б. М. Эйхенбаум — В. М. Жирмунскому 28 июля 1916 // Переписка Б. М. Эйхенбаума и В. М. Жирмунского. С. 285.
. Также подчинявший все искушения своей научной судьбе, однако принадлежавший к одному поколению со С., разделявший с ним пафос философского творчества вкупе с (впрочем, затухающим) интересом к общественной деятельности государственного масштаба, близкий к кругу С. ещё со времён «идеалистического направления», Лосский всё же оценивал «Русская Мысль» не с точки зрения демократичности аудитории, а под знаком общекультурной миссии журнала. Он вспоминал:
«Опыт революции 1905 года многому научил русскую интеллигенцию. Освобождение от узости сознания, сосредоточенного только на политической борьбе с самодержавием и на социально-экономических проблемах, начавшееся уже до революции, пошло ускоренным ходом. Появился интерес к религиозным проблемам и к православию; ценность национальной идеи и государства стала привлекать к себе внимание; проблемы эстетики, художественного творчества, истории искусства стали увлекать широкие круги общества. Журнал „Русская мысль“, редактором которого стал П. Б. Струве, был выражением расширения и подъёма интересов ко всему богатству духовной культуры» [327] Н. О. Лосский. Воспоминания. Жизнь и философский путь [1958] / Сост О. Т. Ермишина. М., 2008. С. 133–134.
.
В 1917 году в журнале С. социалистический публицист В. П. Быстренин в цикле статей ввёл в публичный оборот определение, которому была уготована богатая историческая и идеологическая судьба: пореволюционный 7. Уже в 1918 году его воспринял Бердяев, но, в силу цензурных условий, без публичных последствий [328] Речь идёт о нереализованном проекте: Николай Бердяев. Послереволюционные мысли (вместо предисловия) [1918] // Николай Бердяев. Духовные основы русской революции. Опыты 1917–1918 / Сост. Е. В. Бронникова. М., 1998. См. также: М. А. Колеров. К истории «пореволюционных» идей: Н. Бердяев редактирует «Из глубины» (1918) // // Исследования по истории русской мысли. [2] Ежегодник за 1998 год. М., 1998.
. И лишь в эмиграции, особенно на рубеже 1920–1930-х гг. «пореволюционность» стала непременным понятием в широкой известной публицистической активности Бердяева и общественном движении эмигрантской молодёжи. В те годы «пореволюционность» означала согласие с необратимостью революционных перемен в России 1917–1918 гг., что было равно отказу от антибольшевистской реставрации дореволюционного политико-экономического уклада — и даже согласие с правом большевиков на власть или участие во власти.
С. в 1917 году, после Февральской (и до Октябрьской) революции предоставивший страницы своего издания для порождения красноречивого понятия «пореволюционности», 1905–1908 годах, несомненно, сам пережил состояние «пореволюционности» как транс -революционности, после -революционности, по -революционности. То есть консервативного по сути согласия с новой реальностью, порождённой сколько угодно незаконченной революцией, в спорах о политической свободе, реальной конституционности нового режима его журнал принял участие [329] См.: В. Нечаев. Манифест 17 октября и форма правления. Установлена ли учреждением Государственной Думы и Манифестом 17-го октября 1905 г. ограниченная форма правления в России? // Полярная Звезда. СПб, 1906. № 4, № 5; Влад. Гессен. Самодержавие и манифест 17 октября; Б. Кистяковский // Там же. № 9; Конституция дарованная и конституция завоёванная // Там же. № 11; В. Нечаев. Ещё несколько слов о самодержавии и манифесте 17 октября. Ответ В. М. Гессену // Там же.
. Тогда он равно осуждал радикализм революции и контрреволюции [330] Пётр Струве. Два забастовочных комитета // Полярная Звезда. СПб, 1905. № 3.
, надеясь на средний путь компромисса вокруг новой меры свободы и национально-государственных, вполне «империалистических» задач. С этим пафосом творческого, то есть идейно обоснованного компромисса С. и подошёл ко времени участия в сборнике «Вехи» (1909), после которого взял решительный курс на формирование политического национализма, который он хотел навязать идущей к власти национальной буржуазии. Революция 1905 года представлялась ему тогда необратимым и достаточным фундаментом для такого либерального консерватизма.
Интервал:
Закладка: