Елена Соломински - Яков Тейтель. Заступник гонимых. Судебный следователь в Российской империи и общественный деятель в Германии

Меня выбрали в члены комитета и в ревизионные комиссии разных общественных организаций.

Еврейское население в Москве, по своему составу, после изгнания из Москвы в 1892 году 403всех ремесленников и детей николаевских солдат, не нуждалось в специальных благотворительных еврейских учреждениях, так как в Москве имели право жительства лишь купцы первой гильдии и лица свободных профессий.

При скудости же в то время общественной жизни, вообще, а в особенности для евреев, которые не могли по закону принимать участия в городской и земской деятельности, оставалось только одно – работать в благотворительных организациях, лишь бы была иллюзия общественности. И вот в Москве появились общества: 1. Пособия бедным евреям города Москвы; 2. Помощи учащимся средне-учебных заведений; 3. Помощи ученицам фельдшерских школ; 4. Сиротский дом, Общество Ясли и т. д.

Первое место занимало «ОПЕ» – Московское отделение Общества распространения просвещения среди евреев в России.

Близкое участие я стал принимать в деятельности ОРТа – Общества поощрения ремесленного и земледельческого труда среди евреев в России. И это вполне понятно.

Во главе московского отделения ОРТа стоял Лазарь Соломонович Поляков. Занимал он этот пост по традиции, так как ОРТ был основан его братом, известным железнодорожным королем С. С. Поляковым. По крайней мере, этот последний был одним из инициаторов ОРТа.

Приезжая из Саратова в Москву, я навещал Поляковых 404; ближе сошелся я с ними особенно в 1912, 1913 годах, когда Поляковы уже не играли прежней роли в политических и финансовых сферах.

Лично на меня Лазарь Соломонович производил обаятельное впечатление. Сын простых евреев города Орши, Лазарь Соломонович 405своим умом, а главное тактом, скромностью, в то же время сознанием своего достоинства, завоевал себе почетное место, не только среди евреев, но среди высшего христианского общества. Ни малейшего заискивания, в то же время ни искорки чванства. Во всем виден был хороший тон человека, уважающего в себе человеческое достоинство.

В начале 1914 года Лазарь Соломонович умер. Я продолжал оставаться заместителем председателя ОРТа.

Вскоре я уехал из Москвы по интересовавшему меня делу: вопросу о высшем образовании для еврейского юношества. Вернулся я в конце 1916 года, во время войны. Деятельность ОРТа расширилась, работа была совершенно иная, по новой программе, об основной задаче ОРТа – поощрении земледельческего труда среди евреев в России – нечего было и думать. Всеми еврейскими организациями ОРТу были переданы попечения о беженцах 406В деньгах ОРТ не нуждался, он получал большие суммы, как от вышеупомянутых организаций, так и от Татианинского комитета 407Я был в новом помещении ОРТа – настоящее министерство, масса служащих, масса уполномоченных! Вскоре я уехал из Москвы.

Еще за несколько времени до моего переезда в Москву меня избрали в члены комитета Общества распространения правильных сведений о евреях. Общество задалось очень хорошей мыслью – освещать еврейскую жизнь и давать христианам правильные сведения о евреях.

Однако, в обществе правильных сведений я удовлетворения не нашел и перестал посещать его заседания. Я полагал, что общество должно активно работать, доставлять сведения о деятельности евреев во всех отраслях, правильно освещать еврейский вопрос в периодической печати, устраивать публичные лекции, но раз этого нельзя было делать, то и существование такого общества я считал не соответствующим целям, которыми оно задалось при возникновении.

Пробовал я работать в Обществе пособия бедным евреям Москвы. По отношению к этому обществу можно было сказать: общество пособия бедным, но без бедных. Я бывал на некоторых заседаниях правления и на дежурствах, когда выдавали пособия. Какая преданность делу была у многих членов комитета! Сколько времени, энергии тратилось при обсуждении вопроса, дать ли проезжему еврею три или пять рублей!

В 1913 году я был избран в члены комитета Московского общества пособия студентам 408Это общество пользовалось особой симпатией Москвы, старой, интеллигентной, профессорской Москвы. Нельзя было представить себе либерального интеллигента-москвича, который так или иначе не был бы связан с этим обществом. Московский университет – как много он говорит сердцу всей русской интеллигенции!

Я с удовольствием стал работать в этом комитете. Я, как все члены, принимал прошения от студентов, хлопотавших о пособии или о предоставлении им занятий знакомился с их жизнью, посещал их на дому. В особенности мне приятно было встречаться и беседовать со студентами Поволжья.

К сожалению, мне пришлось недолго работать в этом обществе.

Прослужив по судебному ведомству 37 лет, я в феврале 1912 года вышел в отставку. После всех переживаний, связанных с последней, мы с женой решили принять предложение наших заграничных друзей поехать в Италию или на юг Франции.

В апреле 1912-го мы приехали в Киев и остановились у наших друзей, семьи Лев.

Как-то раз вечером, сидя за чайным столом, я открыл свою записную книжечку с адресами. Сидевший со мной рядом Л. А. Лев спросил:

– Неужели у вас так много киевских адресов?

Я сказал, что это адрес-календарь всего мира, и случайно указал на адрес Терло из Лиссабона 409.

– Как, у вас имеется адрес Терло? – воскликнул он, поднявшись со своего места, побежал в кабинет и написал срочную телеграмму, которой отменил свой отъезд из Киева на какой-то сахарный завод. Вернувшись в столовую, он объяснил, что киевский комитет ЕТО, Еврейского территориального общества, членом которого он состоит, получило через Терло предложение португальского правительства об уступке евреям для колонизации Анголы 410.

«Вы наш спаситель, – воскликнул Лев. – Ведь, значит, Терло не мифическое лицо, значит, его кое-кто знает, а то мы поставлены в невозможное положение: Португалия делает весьма важное предложение через какого-то Терло, и мы не знаем, можно ли в таком серьезном деле полагаться на никому не известного посредника».

Я ему объяснил, что лично Терло не знаю, но что мой сын, возвращаясь из Марокко 411, был в Лиссабоне, в русском посольстве, где познакомился с Терло. Последний просил передать мне его просьбу посетить его в Лиссабоне, если я как-нибудь попаду туда. Это предложение он сделал, как потому, что встречал мою фамилию в печати, так еще и потому, что он приходится мне дальним родственником. Лев, несмотря на поздний час, побежал к некоторым членам комитета ЕТО, и на другой день состоялось их экстренное заседание, на котором и я был.

Меня стали просить изменить маршрут поездки и вместо того, чтобы ехать на юг Франции или в Италию, посетить Лиссабон. Комитет послал срочную телеграмму своему президенту в Лондон – Зангвиллу, и тот просил меня согласиться на эту поездку.