Николай Качалов - Стекло

Тогда решено было усилить темпы авральных работ до возможного предела. Институт принял на себя ведущую роль. Состав бригады усилили рядом крупных работников. На заводе появляются А. А. Лебедев и В. А. Фок, В. Е. Тищенко, А. И. Тудоровский и И. В. Обреимов, В. Е. Грум-Гржимайло, А. И. Стожаров и др.

Бригада разбивается на смены, устанавливаются круглосуточные дежурства у печей. Строится обширный план крупных экспериментов в заводском масштабе. Часто опыт длится около 3-4 суток, и весь завод с волнением ожидает его результатов. Результат иногда приходит ночью. В ожидании его измученные исследователи спят где попало: на столах и на стульях, подложив под голову портфели, меховые шапки или свернутые халаты.

Внезапно дребезжит телефонный звонок. Это из стеклоплавильного цеха. Слышится голос мастера: «Проба!» Все срываются с мест и, на ходу натягивая шубы, сбегают с лестницы, пересекают двор. Впереди, поблескивая золотыми очками, бежит Д. С. Рождественский. Все столпились у стопудовой подъемной двери стеклоплавильной печи. Мастер, щурясь от нестерпимого жара, вынимает на тонком железном пруте через крошечное отверстие небольшую порцию стекающего струйками расплавленного стекла. Это и есть «проба». Все склоняются и, стукаясь головами, молча смотрят. На ярком оранжевом фоне горят тысячи и тысячи мельчайших звездочек. Это — «мошка», опять проклятая «мошка»!

Возвращаемся через двор, подымаемся в лабораторию и садимся за большой, обитый линолеумом стол. Над ним горит яркая лампа. В громадных химических колбах заваривается крепкий чай. На фильтровальной бумаге раскладываются бутерброды. Царит молчание. И вдруг раздается голос Дмитрия Сергеевича: «Ну что же, товарищи, не будем унывать, когда-нибудь да одолеем мы эту мошку. Илья Васильевич, что вы думаете относительно того, если мы в следующем опыте...» И очередное совещание начинается...

Это было горячее время! Кто пережил его, не забудет тех дней, тех знаменательных встреч у станка, у рабочего места, встреч науки и техники, рабочего, ученого и инженера. Никогда еще мы так много не думали и не читали о стекле, никогда столько не совещались, не участвовали в проведении таких интересных и изумительных по смелости опытов, осуществлявшихся в крупном заводском масштабе. Мы смело кидались то в одном, то в другом направлении, пытаясь найти ответ на мучивший нас вопрос.

Одно время мы увлекались идеей повысить насколько возможно температуру варки и настолько в этом переусердствовали, что расплавили свод печи.

Затем мы занялись различными ухищрениями в области механической мешки стекла. Можно похвастаться, что мы изучили этот процесс до такой тонкости, как никто и никогда. Вести наблюдения за мешкой стекла во время варки очень трудно. Огромный толстостенный горшок стоит в тесном пространстве раскаленной добела печи, и содержимое его почти совершенно скрыто от наблюдения. Лишь вооружившись темным стеклом и защитив лицо и руки от нестерпимого жара, можно рассмотреть через узенькую щель в стенке печи небольшую часть поверхности расплава.

Для облегчения условий изучения явлений, происходящих в горшке во время размешивания, нам пришлось перейти к моделированию процесса. Мы сделали горшок из стекла, установили его в физической лаборатории, наполнили патокой соответствующей густоты и начали проводить мешку настоящей мешальной машиной, заменив огнеупорный глиняный стержень деревянным. Чтобы видеть направление потоков, вызываемых мешкой, мы опускали в патоку разноцветные восковые шарики, которые увлекались потоками, показывая их направление и скорость. Математические расчеты движения жидкости делал нам молодой ученый В. А. Фок.

Был период, когда мы придавали особо важное значение быстрому охлаждению горшка со сваренным стеклом. Для подтверждения наших предположений мы проводили в высшей степени эффектный, но небезопасный опыт. Раскаленный добела огромный горшок со стеклом вывозили из печи и обливали водой из нескольких брандспойтов до тех пор, пока он не остывал совершенно. Чтобы горшок не треснул, на него надевали особый железный корсет, засупоненный стальными тросами.

Много поучительных опытов проделали мы за зиму 1925/26 г. Но пришла и прошла весна, наступило лето, а дело не улучшалось. «Мошка», как будто на зло, не исчезала. Положение становилось катастрофическим.

И вот однажды, я хорошо помню этот день — 5 июня 1926 г. — я приехал вечером на квартиру Д. С. Рождественского, помещавшуюся во дворе Университета. Там меня ждал И. В. Гребенщиков. После горячих обсуждений мы решили немедленно перейти на ускоренный метод варки оптического стекла. История этого вопроса такова. В 1918 г. в одном американском журнале появилась небольшая статья физика Морея с указанием, что варка оптического стекла может быть значительно ускорена, если размешивание производить не в конце, как это принято в классическом методе, а в самом начале, как только горшок заполнится едва расплавившейся шихтой. Надо сказать, что предложение Морея старые зарубежные стекольщики встретили отрицательно и рассматривали как некую технологическую ересь — до того оно казалось необычным и противоречащим твердо установленному, непогрешимому закону варки оптического стекла. Насколько нам известно, предложение Морея не было использовано за границей в течение многих лет.

По первоначалу, честно говори, и мы отнеслись к этому предложению недоверчиво. Но это было тогда, когда мы еще не горели в живительном огне последнего аврала, когда мы были еще новичками в оптическом стекловарении и едва-едва умели механически воспроизводить заимствованную со стороны технологию.

Теперь же мы приобрели опыт, выросли и начали глубже понимать природу процессов стекловарения. И мало-помалу мы стали приходить к заключению, что если идею ранней мешки умело приложить к практике, то из этого может получиться толк. Вся трудность состояла в том, что новый метод приходилось внедрять в производство сразу, непосредственно, без предварительной лабораторной проверки. Время для осторожного экспериментирования мы упустили следовало действовать немедленно. В этом и заключался риск всего предприятия. Мы хорошо понимали, что неудача повлекла бы за собой весьма печальные последствия. Но другого выхода не было, и оба консультанта благословили меня на этот рискованный шаг.

Дальше события развертывались с необыкновенной быстротой. Прямо с квартиры Дмитрия Сергеевича я проехал на завод, где на 12 часов ночи была назначена ставка горшка в печь для очередной варки по старому способу. Эта варка была пятисотой по счету от начала наших опытов. Ей суждено было стать переломной. Она, по нашему решению, должна была производиться по новому, ускоренному методу.