Александр Зданович - Тайные службы России : структуры, лица, деятельность [учебное пособие]

Летом 1917 г. в ОКР разрабатывали материалы о заговоре в Ставке ВГК и Генштабе, о возможной шпионской деятельности известного эсера В. М. Чернова и его сподвижника М. А. Натансона, приверженца военной диктатуры адъютанта генерала Корнилова, нефтяного дельца В. С. Завойко, монархическую офицерскую группу.

После июльских событий в Петрограде и ухода Переверзева с поста министра юстиции А. Керенский, будучи недоволен работой Никитина, снял последнего с должности начальника КРО штаба ПВО. Его заместителю М. Н. Лебедеву, юристу по образованию, работавшему в контрразведке с начала мировой войны, Главнокомандующий округом генерал Василевский однозначно дал понять, что повышения по службе ему ожидать не стоит. 27 июля по указанию свыше начальником КРО стал Миронов. Он совмещал эту должность с руководством Отделом контрразведки Минюста. Таким образом, Керенский сосредоточил в одних руках почти все контрразведывательные органы в столице. Исключение составляла лишь соответствующая военно-морская служба и немногочисленное подразделение ГУГШ.

Особое внимание уделялось Мироновым изучению окружения Верховного Главнокомандующего Корнилова и тайной военно-политической группы из числа членов Союза офицеров армии и флота, легально действовавшего в Ставке.

Накануне корниловского выступления вместе с военным министром Б. В. Савинковым Миронов прибыл в Ставку для производства ареста наиболее видных членов заговорщической группы. Но в Могилеве, где располагалась Ставка, полномочия Миронова и его указания никто не воспринимал как обязательные к исполнению. Больше того, генерал Корнилов заявил Савинкову при конфиденциальной беседе, что если Миронов приступит к арестам, то сам будет немедленно расстрелян.

Сам Керенский в показаниях Следственной комиссии по делу Корнилова, счел за благо откреститься от своего «фаворита контрразведки», заявив, что не только не давал ему указания провести аресты в Ставке, но и вообще не знал о его поездке. Вместе с тем Керенский подтвердил, что, минуя командование округа и даже военного министра Савинкова, лично давал Миронову указания о разработке тех или иных лиц.

Вместе с падением авторитета Керенского и способностью его держать ситуацию под контролем снижалась и дееспособность «карманной» контрразведки во главе с Мироновым.

Когда очередным министром юстиции стал А. А. Демьянов, он по совету своего предшественника А. С. Зарудного решил ликвидировать ОКР. Демьянов позднее вспоминал: «Я убедился, что незаконность существования контрразведки была настолько ясна, что, не уничтожив ее, впоследствии нельзя было бы разделаться с запросами парламента по поводу ее существования».

Как видим, нового министра юстиции волновала в основном возможная критика со стороны выборного законодательного органа и своих политических единомышленников, которые и вели кампанию по уничтожению политической полиции в первые после февраля месяцы.

И вот 21 сентября 1917 г. на заседании «Совета пяти», куда входили министры: военный — генерал А. И. Верховский, морской — адмирал Д. Н. Вердеревский, внутренних дел — С. Н. Салтыков, иностранных дел — М. И. Терещенко и юстиции — А. А. Демьянов, последний выступил с докладом «О политической контрразведке Минюста» и высказался за ее упразднение. После детального обсуждения выяснилось, что большинство «Совета пяти» поддержали план Демьянова. Суть его состояла в ликвидации ОКР МЮ, все дела, связанные со шпионажем, передавались исключительно в военное ведомство. Одновременно министерству внутренних дел поручалось разработать подробный проект реорганизации уголовного розыска с тем, чтобы ему были подведомственны и «политические преступления, которые носят характер уголовно наказуемых деяний».

В ГУГШ только и ждали указанного выше решения. Буквально за несколько дней до совещания военный министр генерал Верховский не знал о созревшем решении Демьянова, писал ему о необходимости хотя бы изменить название тайной службы Минюста, поскольку ее репрессивные действия приписывались органам контрразведки, подчиненным армейским штабам. Генерал-квартирмейстер штаба ВГК даже дал указание в официальных документах вместо термина «контрразведка» употреблять «контршпионаж». А участники съезда начальников КРО действующей армии обратились в Минюст и МВД с требованием больше не использовать название КРО для создаваемых подразделений.

После ликвидации ОКР МЮ часть его сотрудников перешла на службу в отделение контрразведки штаба ПВО, которым, как мы уже говорили, также руководил Н. Миронов. Все дела, находившиеся в производстве ОКР МЮ, были Демьяновым официально направлены в Главное управление Генштаба.

Чтобы в общественных кругах не сложилось впечатление о еще большей политизации военной контрразведки в связи с передачей ей дел и личного состава упраздненного органа, командование округа, явно не без внимания Миронова, опубликовало в прессе специальное заявление. В нем, в частности, указывалось, что ни одно лицо, находившееся когда-либо на службе в политических розыскных органах прежнего строя, в контрразведывательном отделении штаба на службе не состоит и сотрудники КРО в своей деятельности не допускают возможности пользоваться методами охранки, прежде всего насаждением секретных сотрудников.

Заканчивая рассмотрение вопроса о попытках Временного правительства создать новую «иммунную систему» в виде органов госбезопасности, следует отметить, что они значительно растянулась по времени и, во-многом, не удались. Об эффективности деятельности военной и политической контрразведки говорить вообще не приходится. Если не считать шаги по «привязке» большевиков к операциям германской разведки, сделанные с подачи и при непосредственном участии петроградского представительства французских спецслужб, то мы не видим каких-либо действенных мер по обеспечению безопасности существования Временного правительства, недопущению его свержения.

Исторический опыт показывает, что вне зависимости от формы правления никакое государство, не имеющее в своем распоряжении специального силового ресурса (органов разведки, контрразведки и политического розыска), того, что я называю «иммунной системой», нельзя считать устойчивым и перспективным.