Александр Зданович - Тайные службы России : структуры, лица, деятельность [учебное пособие]

Но Совнарком действовал напористо. Уже 23 ноября 1917 г. под влиянием сигналов, приходивших непосредственно от председателя СНК В. И. Ленина, на заседании ВРК пришлось поставить в повестку дня и рассматривать предложение о реорганизации его структуры. Вероятно, что мнения членов ВРК разделились и конкретного решения в этот раз принято не было. Но, как первый шаг пришлось создать комиссию по разработке проекта необходимых изменений. Однако в СНК были явно не удовлетворены половинчатостью решения ВРК. Два дня спустя (25 ноября) Совнарком отклонил ходатайство ВРК о выделении ему ассигнований на покрытие произведенных расходов и для последующей работы. Ясно, что это серьезно осложнило деятельность Военно-революционного комитета. Плюс к этому, В. Ленин предложил «разгрузить» ВРК и настаивал на принятии наркомами всех дел ВРК, касающихся их ведомств. А что касалось Военно-следственной комиссии, то она подлежала по новому варианту, озвученному В. Лениным, передаче даже не в НКВД, а в Комиссариат юстиции. Напомню и акцентирую внимание читателей на том, что главой этого наркомата был не член большевистской партии, а левый эсер И. Штейнберг. Это обстоятельство не смущало председателя СНК. Главным для него было ликвидировать Военно-революционный комитет.

Весьма вероятно, что именно настойчивость главы большевистской партии подтолкнула участвовавшего в заседании СНК активного члена ВРК М. Я. Лациса выдвинуть кардинальное предложение: переформировать Военно-революционный комитет в «отдел по борьбе с контрреволюцией (отдел при ВЦИК)». Фактически он повторил то, что говорил Ф. Дзержинский на заседании ВРК 21 ноября. Тогда члены ВРК согласились со своим коллегой и постановили создать «Комиссию по борьбе с контрреволюцией» (КБКР). При этом, члены ВРК не уточнили два важных положения, а именно: оставалась ли существовать Военно-следственная комиссия и, в случае ликвидации ВРК, какому органу власти (законодательной или исполнительной) новая комиссия будет подчинена. До реализации принятого решения на практике, как, кстати говоря, и многих других, что называется «руки не дошли»«. М. Лацис, как явствует текст протокола СНК, подчеркнул, что КБКР должна работать в качестве отдела при ВЦИК.

Надо полагать, что предложения и Ф. Дзержинского, и М. Лациса о создании КБКР были согласованы с Я. Свердловым и поддержаны им. Ведь указанную комиссию предлагалось создать не при Совнаркоме, а при высшем советском законодательном органе — Всероссийском Центральном Исполнительном Комитете, председателем которого являлся именно Я. Свердлов. Добавлю, что одновременно он осуществлял по поручению ЦК РСДРП(б) руководство Военно-революционным комитетом, а следовательно, и его Военно-следственной комиссией.

В разрезе вопросов, непосредственно связанных с образованием Всероссийской чрезвычайной комиссии, но на которых я остановлюсь ниже, важно еще раз подчеркнуть, что членами Военно-следственной комиссии с самого начала состояли только большевики, причем с многолетним партийным стажем. Возможно, несколько рядовых комиссаров ВСК и привлекаемых к операциям солдат и моряков являлись левыми эсерами. Однако, мне не удалось найти (по крайней мере в доступной исторической литературе) упоминания об этом. Известно лишь, что в качестве следователя некоторое время работал в ВСК левый эсер, член исполкома Петросовета юнкер Л. И. Диесперов. Члены партии левых социалистов-революционеров были отозваны своими партийными вождями из всех подразделений ВРК уже 22 октября 1917 г., то есть еще до создания Военно-следственной комиссии. И если в состав Совета народных комиссаров левые эсеры возвратились в начале декабря, то в работе ВРК на ответственных должностях (включая и ВСК) не принимали участия до конца его существования.

Некоторые авторы исторических исследований пытаются доказать, что большевики сознательно выдавливали своих политических оппонентов из разного рода структур, в задачи которых входила борьба с контрреволюционными проявлениями. Одним из первых эту мысль высказал американский историк Л. Герсон. Этого автора поддержал профессор МПГУ С. В. Леонов. Чтобы подкрепить свои выводы (а я бы сказал не выводы, а скорее, предположения), последний дает ссылку на текст, написанный заместителем председателя ВЧК М. И. Лацисом в закрытом издании «Отчет ВЧК за четыре года ее деятельности.» Однако, будучи опытным исследователем, С. Леонов по какой-то причине не придал значения тому факту, что упомянутый отчет был напечатан в год проведения открытого судебного процесса над правыми эсерами (1922 г.). И ждать от М. Лациса другого вывода относительно левых эсеров — что они мешали борьбе с врагами новой власти, не приходилось. Ведь до Февральской революции 1917 г. эсеры были едины, а левые реально создали свою партию (ПЛСР) только в конце ноября.

Аналогичным с профессором С. Леоновым образом поступил и американский историк А. Рабинович. Он тоже дает ссылку на текст М. Лациса, и тоже не связывает слова этого известного чекиста с судебным процессом.

Опубликованные документы, а также изученные мной материалы архива ФСБ России, относящиеся к периоду октябрь-декабрь 1917 г., не дают почвы для подтверждения вывода указанных выше ученых-историков. Безусловно, что элементы межпартийной борьбы имели место, но это не представляется решающим фактором при формировании кадров различных следственных комиссий, а затем и ВЧК. Напротив, создается впечатление, что в указанные органы направляли тех, кто, что называется, были под рукой, а не строго по принципу партийной принадлежности.

Кстати говоря, в подавляющем большинстве партийцы-эсеры, не расходились с большевиками в вопросе подавления контрреволюционных проявлений. Чего стоит, к примеру, факт издания приказа № 1 левым эсером подполковником М. А. Муравьевым, назначенным в конце октября 1917 г. начальником обороны Петрограда. Согласно тексту данного приказа рабочим, матросам и солдатам давалось право на месте, без суда и следствия расправляться с заподозренными в контрреволюции лицами, т. е. допущение самосудов. При этом следует, конечно же, различать подход к осуществлению репрессий конкретных деятелей партии левых эсеров и подход, выраженный в разного рода резолюциях центральных партийных органов ПЛСР. Представители этой партии зачастую спорили с большевиками лишь по вопросу о том, кого относить к контрреволюционерам, в каком объеме использовать следственные и судебные процедуры, а также о применении тех или иных мер наказания, особенно смертной казни. Левые эсеры, назначенные в наркомат юстиции, (и прежде всего сам нарком И. З. Штейнберг) не меньше, чем большевистские руководители стремились взять под контроль следственные аппараты и проводить через них собственные взгляды относительно борьбы с контрреволюционными элементами. А если мы посмотрим, что происходило в последующие годы, когда эсеров давно удалили из всех ведущих государственных учреждений, то можно однозначно утверждать, что совсем не в партийной принадлежности было дело при комплектовании кадров и определении полномочий оперативно-следственных органов. Налицо было перманентное наличие элемента конфликтности во взаимодействии оперативно-розыскных и следственных органов с одной стороны и надзирающими инстанциями в лице наркомата юстиции и прокуратуры с другой. На мой взгляд, было именно так. Даже в нынешние времена мы наблюдаем нечто подобное. Но это тема отдельного исследования.