Луи-Адольф Тьер - История Французской революции. Том 3 [litres]

Празднество происходило 10 декабря. Директория, члены присутственных мест и зрители расселись по своим местам и с нетерпением ждали знаменитого человека, которого многие из них еще не видели. Он явился в сопровождении Талейрана: на министра была возложена честь его представления, так как в настоящее время в Бонапарте чтили прежде всего миротворца. Все современники, пораженные этим невзрачным телосложением, этим бледным римским профилем, этим огненным взглядом, еще и теперь говорят о том воздействии, какое он произвел, о невыразимом ощущении гения и власти, оставляемом им на всех.

Появление Бонапарта вызвало общий восторг. При виде столь простого человека, которого окружала такая слава, со всех сторон раздались восклицания: «Да здравствует Республика!», «Да здравствует Бонапарт!». Тогда Талейран начал говорить и постарался в сжатой и остроумной речи отнести славу полководца не к Бонапарту лично, но к Революции, армиям и великой нации. Он поддерживал скромность Бонапарта и, с обычной своей проницательностью, отгадывал, как бы герой хотел, чтобы о нем говорили в его присутствии. Затем Талейран перешел к тому, что могли – сказал он – назвать его честолюбием; указал на патриархальное стремление к простоте, отличающее Бонапарта, пристрастие его к отвлеченным наукам, столь любимое им чтение Оссиана; прибавил, что, может быть, придется некогда пробудить Бонапарта и силой оторвать от приятностей трудолюбивого уединения. Слова эти были на устах у всех и повторялись во всех речах, произнесенных на этом великом торжестве.

После Талейрана начал говорить Бонапарт: «Граждане! Чтобы сделаться свободным, французский народ был принужден бороться с монархами. Чтобы получить правление, основанное на разуме, он должен был восторжествовать над предубеждениями восемнадцати столетий. Конституция III года и вы вместе преодолели эти затруднения. В продолжение двадцати столетий Европою попеременно управляли религия, феодализм и роялизм; с мира, ныне вами заключенного, начнется эпоха представительных правлений. Вам удалось организовать великую нацию, обширная территория которой ограничена лишь потому, что сама природа указала ей естественные пределы. Вы сделали более того. Две прекраснейших европейских страны, некогда славившиеся искусствами и науками, бывшие колыбелью великих людей, смотрят теперь с упованием на гения свободы, восстающего из гробниц предков. Это два подножия, на которые судьба поставит два великих народа. Я имею честь вручить вам трактат, подписанный в Кампо-Формио и ратифицированный его величеством императором.

Мир обеспечивает свободу, благосостояние и славу Республики.

Когда счастье французского народа будет основано на лучших законах, вся Европа сделается свободной».

Речь эта не была еще кончена, а восклицания уже раздались снова. Президент Директории Баррас ответил Бонапарту. Речь его была длинна, запутанна и мало шла к делу; он восхвалял скромность и простоту героя; в ней между прочим ловко отдавалась честь Гошу, предполагаемому сопернику завоевателя Италии. «Зачем Гош не здесь, – вопрошал президент Директории, – чтобы видеть и обнять своего друга!» Гош, в самом деле, с великодушной горячностью защищал в прошлом году Бонапарта. Согласно новому направлению, к которому подталкивали умы, Баррас указывал герою на новые лавры, он предлагал ему сорвать их в Англии.

По произнесении этих речей хор исполнил гимн Шенье под аккомпанемент великолепного оркестра. Затем подошли два генерала, сопровождаемые военным министром: это были храбрый Жубер, герой Тироля, и Андреосси, один из отличнейших артиллерийских офицеров. Они подошли, неся великолепное знамя, которое Директория в конце кампании подарила Итальянской армии: это был как бы новый штандарт республики. Он был испещрен следующими надписями, вышитыми золотом: «Итальянская армия захватила сто пятьдесят тысяч пленных, сто семьдесят знамен, пятьсот пятьдесят тяжелых орудий, шестьсот полевых орудий, пять понтонных парков, девять кораблей, двенадцать фрегатов, двенадцать корветов, восемнадцать галер. Заключила перемирия с королями Сардинии и Неаполя, папою, герцогами Пармы и Модены, Леобенские прелиминарии, конвенцию в Монтебелло с Генуэзской республикою. Подписала мирные трактаты в Толентино и Кампо-Формио.

Освободила народы Болоньи, Феррары, Модены, Масса-Каррары, Романьи, Ломбардии, Брешии, Бергамо, Мантуи, Кремоны, части владений Вероны, Бормио и Вальтеллины, Эгейского и Италийского морей. Отправила в Париж произведения Микеланджело, Гверчино, Тициана, Веронезе, Корреджио, Рафаэля, Леонардо да Винчи, и пр. Восторжествовала в восемнадцати генеральных сражениях: при Монтенотте, Миллезимо, Мондови, Лоди, Боргетто, Лонато, Кастильоне, Ровередо, Бассано, Сан-Джорджио, Фонтана Иове, Кальдиеро, Арколе, Риволи, Ла Фаворите, Тальяменто, Тарвисе, Ноймаркте. Дала шестьдесят семь сражений».

В свою очередь Жубер и Андреосси также произнесли речи, на которые лестно отвечал президент Директории.

После этих речей генералы получили от президента братский поцелуй. Когда Баррас обнял Бонапарта, все четыре директора как бы невольно бросились к нему. Всеобщие восклицания оглашали воздух; к ним присоединил свои крики народ, собравшийся на улицах, им вторил грохот пушек.

Вот так Франция отдалась необыкновенному человеку. Не будем винить в слабости наших отцов; эта слава является нам уже отодвинутая временем и несчастьями и все-таки приводит нас в восторг! Повторим с Эсхилом: «Что же было бы, если бы мы видели самое чудовище!»

Пребывание Бонапарта в Париже; его отношение к Директории – Проект высадки в Англию – Раштаттский конгресс – Революция в Голландии, Риме и Швейцарии – Внутреннее положение Франции; выборы года VI – Египетская экспедиция и приготовления к ней

За торжественным приемом, устроенным Бонапарту Директорией, следовал ряд празднеств, которые давали в его честь от своего имени директоры, члены советов и министры. Каждый хотел превзойти других в великолепии. Герой этих празднеств был поражен вкусом, выказанным министром иностранных дел, и приобрел склонность к старинному французскому изяществу. Посреди этой роскоши он выказал себя простым, благорасположенным, но сдержанным и почти недоступным наслаждению; в толпе Бонапарт отличал и избирал преимущественно людей полезных и знаменитых, с которыми вступал в беседу в той области науки или искусства, в которой они себя прославили. Многие знаменитости удостоились в эти дни знакомства с Бонапартом.

Образование молодого генерала было равным образованию офицеров, недавно вышедших из военных школ. Но благодаря инстинкту гения он мог разговаривать о предметах, совершенно ему чуждых, и высказывать некоторые рискованные, но оригинальные взгляды, которые чаще всего являются только дерзостью невежества, но высказываемые людьми высоких дарований вводят в заблуждение и прельщают даже специалистов.