Луи-Адольф Тьер - История Французской революции. Том 2 [litres]

Возвратим селениям спокойствие духа и труд; возвратим рабочих в мастерские, земледельцев – на родные поля. А главное, будем стараться возвратить самим себе согласие и взаимное доверие. Перестанем укорять друг друга в наших несчастьях и ошибках. Всегда ли мы были, могли ли мы быть тем, чем хотели быть на самом деле? Нас всех бросило на одно ристалище. Одни боролись мужественно и обдуманно; другие в пылком увлечении кидались на все преграды, которые им хотелось разрушить. Кто захочет нас допросить, потребовать у нас отчета в действиях, которые нет возможности ни предвидеть, ни направить? Революция совершена; она – дело всех. Что было с нами, чего бы не бывало со всеми людьми, отброшенными бесконечно далеко от обычного течения жизни?»

Этот доклад, столь мудрый, беспристрастный, был награжден громкими рукоплесканиями. Все одобряли выражаемые в нем чувства; желательно было бы, чтобы все могли проникнуться ими. Ленде, прочитав доклад, предложил ряд декретов, которые были встречены так же тепло, как доклад, и немедленно приняты.

Первым декретом Комитету общественной безопасности и представителям, находившимся в командировках, поручалось рассматривать жалобы торговцев, земледельцев, ремесленников, граждан, имеющих сыновей в армии, либо родственников в заключении. Другим декретом муниципалитеты и секционные комитеты обязывались мотивировать свой отказ в случаях, когда не выдавали свидетельства о гражданской благонадежности. Третьим декретом повелевалось составить нравоучительное увещание с целью опять пробудить в народе стремление к труду и просветить граждан по поводу главнейших событий Революции. Четвертым постановлялось представить проект Высшей нормальной школы (Ecole normale superieure).

Наконец, к этим декретам присоединялись и другие, которые комитетам финансов и торговли повелевалось рассмотреть безотлагательно:

1) О выгоде свободного вывоза предметов роскоши с условием ввозить во Францию товары всякого рода на соответствующую сумму;

2) О выгоде свободного вывоза излишков предметов первой необходимости с условием ввозить взамен другие предметы;

3) О наиболее выгодных средствах вновь пустить в обращение товары, назначавшиеся непокорным общинам и потому остановленные;

4) Наконец, о жалобах негоциантов, которые в силу закона о секвестре были обязаны вносить в окружные кассы суммы для иностранцев, граждан враждебных Франции стран.

Ясно, что эти декреты давали некоторое удовлетворение лицам, которые жаловались на гонения, и содержали в себе некоторые меры, могущие улучшить положение торговли. Лишь якобинская партия не дождалась декрета в свою пользу; впрочем, она в таковом и не нуждалась: она не подвергалась ни гонениям, ни тюремному заключению, а только лишалась власти, следовательно, не имела права на удовлетворение.

Умы как будто поуспокоились. На следующий день, в пятую санкюлотиду и последний день года II (21 сентября 1794 года) праздновали давно уже назначенное торжество – перенос праха Марата в Пантеон на место изгоняемого оттуда праха Мирабо. Это торжество уже не согласовалось с общим настроением: Марат уже не считался настолько святым, а Мирабо – настолько преступником. Но, чтобы не испугать монтаньяров и избежать внешних признаков слишком скорой реакции, празднество не отменили. В назначенный день останки Марата были с пышностью отнесены в Пантеон, а останки Мирабо – вынесены в одну из боковых дверей.

Так власть, отнятая у якобинцев, перешла в руки последователей Дантона, Камилла Демулена, словом, снисходительных, превратившихся в термидорианцев. И между тем эти снисходительные, стараясь исправить зло, причиненное революцией, освобождая подозрительных и пробуя возвратить хоть какую-то свободу торговле, всё еще с некоторым подобострастием относились к Горе и ставили Марата на место, отнятое у Мирабо!

Сдача Конде, Валансьена, Ландерси и Ле-Кенуа – Успех французов на всех пунктах – Положение Вандеи и Бретани; война шуанов – Пюизе, главный агент роялистов в Бретани

Активные военные действия несколько замедлились около середины лета. Обе главные армии, Севера и Самбры-и-Мааса, вступив в Брюссель в июле, а затем, направившись одна к Антверпену, а другая на Маас, долго оставались в бездействии, дожидаясь, чтобы вновь были заняты крепости Ландреси, Ле-Кенуа, Валансьен и Конде. На Рейне генерал Мишо занимался формированием армии с целью возместить потери, понесенные им при Кайзерслаутерне, и ждал подкрепления в пятнадцать тысяч из Вандеи. Альпийская и Итальянская армии, завладев главной цепью, стояли лагерем на высотах Альп, дожидаясь утверждения плана кампании, представленного, как говорили, тем самым молодым офицером, благодаря которому последовало взятие Тулона и линии Саорджио. В Восточных Пиренеях Дюгомье, после своей последней удачи в Булу, был задержан осадой Коллиура, а теперь блокировал Бельгард. Армия Западных Пиренеев еще не организовалась. Это продолжительное бездействие, случившееся в самой середине кампании и имевшее причиной важные внутренние события, могло бы повредить французскому оружию, если бы неприятель сумел воспользоваться этим временем. Но между союзниками господствовали такие разногласия, что эта ошибка не принесла им пользы и только несколько замедлила ряд французских побед.

Ничто не могло быть хуже такого бездействия в Бельгии, в окрестностях Антверпена и на берегах Мааса. Лучшим средством ускорить взятие четырех утраченных крепостей было бы удалить от них большие армии, которые могли подать им помощь. Пользуясь беспорядком, в который повергли союзников победа при Флёрюсе и последовавшее за ней отступление, легко было бы дойти до Рейна. К несчастью, еще не знали великого искусства пользоваться победой, искусства самого редкого, так как оно предполагает не только удачную атаку, но и обширные комбинации.

Чтобы ускорить сдачу четырех крепостей, Конвент издал свирепый декрет, наподобие тех, что выходили от прериаля до термидора. Основываясь на том, что союзники заняли четыре французские крепости и всё дозволено, чтобы удалить неприятеля со своей земли, Конвент постановил, что если спустя сутки после заявленного требования неприятельские гарнизоны не сдадутся, то по взятии крепостей они будут вырезаны все до одного. Гарнизон Ландреси сдался. Комендант Конде дал следующий прекрасный ответ: «Одна нация не имеет права декретами постановлять бесчестье другой». Ле-Кенуа и Валансьен продолжали защищаться. Комитет, чувствуя несправедливость подобного декрета, пошел на хитрость, чтобы обойти исполнение и вместе с тем не ронять достоинства Конвента, заставляя его отменить декрет. Предположили, что декрет, не будучи формально сообщен комендантам этих крепостей, им неизвестен, и приказали генералу Шереру, прежде чем сообщать его, провести осадные работы с такой энергией, чтобы, когда последует сообщение, она могла служить оправданием капитуляции. Действительно, Валансьен сдался 29 августа, Конде и Ле-Кенуа – в последующие дни.