Луи-Адольф Тьер - История Французской революции. Том 2 [litres]

Сначала, по примеру лионцев, они подговорили жителей судить и казнить президента якобинского клуба по имени Севестр. Потом они возвратили непокорным священникам право совершать богослужение, наконец, вырыли из могил и носили по городу кости нескольких несчастных, павших во время смут за роялистское дело. Когда Комитет общественного спасения приказал эскадрам задерживать корабли, отправлявшиеся в Марсель, чтобы разорять город, бунтовщики не допустили исполнения этого приказа и вменяли себе это в заслугу перед марсельскими секциями. Потом агенты начали исподволь толковать об опасностях, которым город подвергался из-за своего сопротивления Конвенту, о необходимости заручиться чьей-нибудь помощью против ярости собрания и о возможности добыть помощь англичан, провозгласив королем Людовика XVII.

Начальник морского ведомства был, кажется, главным орудием этого заговора: он собирал деньги из всех касс, посылал за разными суммами морем, например в департамент Геро, писал в Геную, чтобы там удерживали транспорты продовольствия, и вообще ставил Тулон в самое критическое положение. Состав главных штабов изменили, один морской офицер, скомпрометировавший себя в сардинской экспедиции, был не только выпущен из тюрьмы, но стал комендантом; во главе гвардии был поставлен бывший лейб-гвардеец, а форты вверили вернувшимся эмигрантам. Наконец, заговорщики обеспечили себе содействие адмирала Трогова, иностранца, осыпанного милостями во Франции. Они открыли переговоры с адмиралом Худом под предлогом обмена пленными и в ту минуту, когда Карто вступал в Марсель, когда Тулон обмирал от страха, когда в нем искали убежища 8—10 тысяч провансальцев, отъявленных врагов Революции, осмелились сделать секциям позорное предложение: принять англичан, с тем чтобы они взяли город «на сохранение» именем Людовика XVII.

Морское ведомство пришло в негодование и послало секциям депутацию, чтобы воспротивиться такой гнусности. Но тулонские и марсельские контрреволюционеры с небывалой смелостью отвергли всякие протесты и настояли на своем. Англичанам тотчас, 29 августа, был дан условный сигнал. Адмирал Трогов, приняв начальство над теми, кто хотел сдать порт, призвал эскадру, вывесив белый флаг. Честный контр-адмирал Сен-Жюльен, объявив Трогова изменником, поднял на своем корабле адмиральский флаг и хотел собрать вокруг себя верных людей. Но изменники, уже завладевшие фортами, угрожали сжечь его суда, и ему пришлось бежать с несколькими матросами. Адмирал Худ, долго не решавшийся, наконец появился и, приняв порт «на сохранение», сжег и разрушил его.

Всё это время в Пиренеях не происходило никакого движения. На западе готовились к исполнению мер, постановленных Конвентом. Мы оставили колонны Верхней Вандеи в тот момент, когда они, расстроенные, старались организоваться в Анжере, Сомюре и Ниоре. Вандейцы тем временем взяли мост Се и внушили такой страх республиканцам, что те подвергли Сомюр осаде. Колонна, находившаяся в Дюсоне и Сабле, одна могла действовать наступательно. Ею командовал генерал Тюнк, один из так называемых военных аристократов, и Ронсен давно уже хлопотал, чтобы его сменили. При Тюнке находились два представителя: Бурдон, депутат Уазы, и Гупильо, депутат Фонтене, разделявшие его воззрения и враждебно относившиеся к Ронсену и Россиньолю. Особенно Гупильо, уроженец этого края, по своим родственным и дружеским связям был склонен щадить жителей и избавлять их от строгостей, к которым прибегали Ронсен и его сторонники.

Вандейцы, находя колонну в Дюсоне неудобной и опасной, решили направить против нее свои победоносные силы. В первых числах августа они двинули в сторону Дюсона несколько отрядов, но были побиты Тюнком и решили дать открытый бой. Д’Эльбе, Лескюр, Ларошжаклен и Шаретт собрали 40 тысяч человек и 14 августа снова появились в окрестностях Дюсона. У Тюнка было немногим более 6 тысяч солдат. Лескюр, полагаясь на численное превосходство, дал пагубный совет атаковать республиканскую армию в открытом поле. Он и Шаретт приняли начальство над левым крылом, д’Эльбе над центром, Ларошжаклен над правым крылом.

Лесктор и Шаретт действовали против республиканского правого крыла с большой энергией, но в центре мятежники, не привыкшие драться в открытом поле против регулярных войск, выказали нерешительность, а Ларошжаклен, заблудившись, опоздал с нападением на правое крыло. Тогда генерал Тюнк, искусно пустив в ход против поколебленного уже центра свою легкую артиллерию, вконец расстроил его и в несколько минут обратил в бегство все 40 тысяч вандейцев. Такого страшного удара последним переносить еще не приходилось. Они лишились всей своей артиллерии и разбрелись, пораженные ужасом.

Как раз в это время Тюнк получил сообщение об отставке, о которой так хлопотал Ронсен. Бурдон и Гупильо в негодовании заставили депутата сохранить должность, написали в Конвент, требуя, чтобы он отменил решение министра, и нажаловались, уже не в первый раз, на сомюрских возмутителей порядка, которые, по их словам, только распространяли хаос и хотели заменить всех генералов, знающих свое дело, невежественными демагогами. В это время Россиньоль, объезжая колонны, находившиеся в его подчинении, приехал и в Люсон. Его свидание с Тюнком, Бурдоном и Гупильо стало обменом взаимными упреками. Несмотря на две одержанные победы, Россиньоль был недоволен тем, что сражались фактически против его воли: он был убежден, впрочем, не без оснований, что следует избегать всякого сражения до всеобщего преобразования армий. Они расстались врагами, и через некоторое время Бурдон и Гупильо, узнав об очередных строгостях Россиньоля, имели смелость издать постановление о его увольнении. Депутаты, находившиеся в Сомюре, – Мерлен, Бурботт, Шудье и Ревбель, – тотчас же объявили постановление недействительным, и дело поступило в Конвент. Россиньоль был снова утвержден и победил своих противников: Бурдона и Гупильо отозвали, а Тюнка временно отрешили от должности.

В таком положении находились дела, когда Майнцская дивизия пришла в Вандею. Надо было решить, как действовать и в какую сторону направить этих храбрых солдат. Присоединить ли их к Ларошельской армии и подчинить Россиньолю, или отдать Брестской армии, под начало Канкло? Каждый хотел забрать новоприбывших себе, потому что, где бы они ни появились, они должны были решить исход борьбы. Все соглашались, что следовало одновременно напасть из всех пунктов обширного круга, обнимающего весь непокорный край, и стремиться при этом к центру круга. Но так как колонна, получившая Майнцскую дивизию, непременно должна была действовать более энергично и оттеснить вандейцев на другие колонны, то возникал вопрос, на какую точку будет выгоднее всего толкнуть неприятеля. Россиньоль и его приверженцы утверждали, что самым лучшим будет двинуть колонну на Сомюр, чтобы толкнуть вандейцев на море и Нижнюю Луару. Канкло, напротив, находил крайне опасным оставлять море открытым вандейцам. Английская эскадра на днях была замечена поблизости, и нельзя было ручаться, что англичане не помышляют о высадке в Маре. Эта мысль, хоть и ошибочная, занимала все умы.