Луи-Адольф Тьер - История Французской революции. Том 1 [litres]

Желая освободиться от власти своих двух дядей, король в 1388 году попытался сам заняться государственными делами, назначив этого коннетабля своим главным помощником. Герцог Бурбонский, потомок Людовика IX по младшей линии, возвратившись из блестящей, но бесполезной экспедиции в Африку против мусульман, разжег воображение молодого короля, который некоторое время спустя носился с фантастической идеей крестового похода, но ограничился тем, что пошел в Италию помогать одному из пап.

Примерно в это же время (в 1392 году) барон Краонский, один из многих могущественных злодеев, пользовавшихся тогда полной безнаказанностью, предательски убил Клиссона и бежал в Бретань. Его не выдали, и король пошел на Бретань с войском. Когда он однажды проезжал густым лесом, какой-то человек, безобразный собою, в белых одеждах, выскочил из кустов, схватил лошадь короля за узду и крикнул: «Король, не ходи дальше, – тебя предали!» Этого было достаточно, чтоб расстроить слабый мозг Карла VI: он окончательно лишился рассудка.

Некоторое время спустя король как будто излечился, но опять помешался после того, как на выходе с маскарада платье на нем внезапно загорелось. Тщетно мнимый колдун лечил его: сознание Карла светлело только временами. К счастью, в 1395 году с англичанами заключили перемирие, и король их, Ричард II, женился на дочери Карла.

Два монаха, взявшиеся исцелить короля, но вместо того только ухудшившие его состояние, были казнены за то, что возвели ужасные подозрения на герцога Орлеанского, его единственного брата. Подозрения эти, однако, возобновились: герцогиню, уроженку Милана, обвинили даже в попытке отравить дофина, а герцога – в покушениях на брата посредством чернокнижия и в преступной связи с королевой Изабеллой Баварской. Королева, со своей стороны, совершенно прибрала к рукам больного мужа и бесчеловечно с ним обращалась: он с детьми нередко терпел нужду.

Между тем герцог Орлеанский был назначен наместником королевства и возбудил тем зависть Иоанна Бесстрашного, герцога Бургундского. Между ними началась смертельная вражда, у каждого появилась своя партия. Однажды (в 1404 году) герцог Орлеанский предложил новый налог. Иоанн, бывший в совете, восстал против налога ради своей популярности, уехал из Парижа и вернулся к столице с войсками. Королева и наместник бежали, а Иоанн задержал дофина. Однако после этого, в 1404 году, враги, по-видимому, помирились: вместе причастились, проспали ночь в одной постели. И вдруг на герцога Орлеанского напали убийцы, и герцог погиб. Вероломный Иоанн не мог отпереться от обвинения в убийстве, ушел из Парижа, но опять вернулся с войском и везде появлялся с наглой самоуверенностью. Наместника, впрочем, ненавидели и не жалели о нем. Нашелся даже один монах, который оправдывал это убийство, уверяя, что вполне позволительно лишить жизни тирана, – учение, не раз впоследствии возобновленное иезуитами.

Тем временем Иоанн Бесстрашный, усмирив люттих-цев, восставших против своего епископа и владетельного государя, триумфально вернулся в Париж и с тех пор деспотически управлял государством, имея в своем подчинении короля и весь двор.

Сын герцога Орлеанского, поддерживаемый графом д’Арманьяком, взялся за оружие, чтоб отомстить за отца; сражения происходили тут и там. Враждебные партии назывались: одна – арманьяки, другая – бургундцы (бургиньоны). Король, в один из своих светлых промежутков, принял сторону племянника, пошел на Иоанна с войском, а потом подписал несколько договоров, впрочем, никогда не соблюдавшихся.

Ясно, что Францией в то время распоряжалось честолюбие вельмож. Эта олигархическая анархия продолжалась в XIV, XV и XVI веках. Отметим характеристики этого периода. При чисто феодальной системе вельможи были самостоятельными государями и вырывали друг у друга владения, но, с тех пор как усилилась королевская власть, те же вельможи, по большей части принцы крови, начали оспаривать друг у друга управление всем государством и казну всей нации. Ничто так губительно не действует на нравственность народа, как дробление на партии, имеющие главами того или другого принца. Народ забывает о своих интересах, чтоб служить чужим страстям, которые он бессмысленно усваивает себе; в выигрыше одни злодеи, все остальные – жертвы.

Занятые исключительно бесцельной междоусобной войной, французы забыли и думать о Генеральных штатах и вскоре подверглись одному из неминуемых последствий придворных партий – иностранному владычеству.

В 1415 году английскому королю Генриху Y обстоятельства показались благоприятными. Высадившись с незначительным войском, он перешел реку Сомму; французы, несравненно более многочисленные, дали ему при Азенкуре сражение и были разбиты; но эта победа осталась без дальнейших последствий: англичане, чувствуя себя недостаточно сильными, переправились через Ла-Манш обратно. Партии разошлись пуще прежнего. Д’Арманьяк вступил в переговоры с Генрихом V и признал его французским королем. Королева [Изабелла Баварская] приняла сторону Иоанна Бесстрашного, освободившего ее из заключения, которому Карл подверг ее за распутство. Иоанн хитростью вошел в Париж и перерезал почти всех своих врагов: за три дня погибло три тысячи пятьсот человек. Сам Иоанн вскоре после того, в 1419 году, в свою очередь погиб от руки убийцы. Королева объединилась против дофина [8] Будущего короля Карла VII. – Прим. ред. с сыном Иоанна. Генрих V приехал к ним в Труа и был признан регентом. Он въехал в Париж с большим великолепием и женился на дочери Карла VI [Екатерине Валуа]. Вскоре после того, в 1422 году, он умер. Карл VI пережил его ненамного. Говорят, народ искренне оплакивал Карла, хотя никогда не видал от него добра; но бедный король был уж очень несчастлив, а народ от природы добр.

Схизма в католическом мире продолжалась: всё еще правили двое пап. Наконец Констанцский собор решил спор в пользу одного из пап, а другого низложил. По приказанию этого же собора были сожжены знаменитый чешский проповедник Ян Гус и ученик его Иероним Пражский.

Парламент, прежде созывавшийся на один год, стал постоянным. Советники получили право представлять королю на утверждение новых членов. Так начало усиливаться влияние этого собрания, которое до тех пор внушало уважение своими правами и неподкупностью, но впоследствии тоже стало применять это влияние во зло.

При общем неблагополучии особую силу составлял университет. Благодаря одной из дарованных ему вольностей преступления, совершенные его членами, не подлежали ведению гражданского суда. Это, конечно, являлось злоупотреблением, часто имевшим своим следствием безнаказанность, но такое уж было время: куда ни повернись, у всех разные преимущества и исключительные права.