Ханна Джевелл - 100 величайших хулиганок в истории. Женщины, которых должен знать каждый

Когда Мерседес была маленькой и училась в школе, через нее передавали друг другу записки две влюбленные монахини. Когда монахинь разоблачили и разлучили, Мерседес так расстроилась, что стала бегать по коридорам и кричать: «Я не мальчик и не девочка, или я и то и другое — я не знаю… Я никогда не найду себе места и буду одинока всю жизнь». В конце концов Мерседес заключила брак в мужчиной — художником Абрамом Пулом, но в путешествие в Европу на медовый месяц взяла с собой стопку писем от своей любовницы и звезды Бродвея Евы Ле Гальенн, чтобы открывать по одному каждый день. А потом Ева приехала к счастливым молодоженам в Европу.

Однако самый известный роман у Мерседес был с гламурной звездой Гретой Гарбо. Насладись тем, как Мерседес описывала ножки Гарбо: «Ее ноги не были загорелыми или смуглыми, как часто бывает, — ее кожа приобрела золотистый оттенок, а стайка крошечных волосков у нее на ногах тоже была золотой. Классические ноги. У нее не такие ноги, как у девушек Зигфилда, и не такие, о каких мечтает американский мужчина. У нее ноги как у греческих скульптур». Ноги греческих скульптур должны стать новым недостижимым стандартом красоты.

По мере развития романа Мерседес и Греты, Грету все больше пугали разговоры о ее сексуальности. В прессе Грету Гарбо называли «самой обсуждаемой женщиной в Голливуде, которую не боятся чужие жены». Мерседес была собственницей, поэтому они расстались. Она была опустошена, но, как и полагается величайшим соблазнительницам в истории, быстро переключилась на Марлен Дитрих, которая носила цилиндры. Мерседес посылала ей так много цветов, что Марлен говорила: «Я хожу по цветам, падаю на цветы и сплю на цветах».

В 1930-е годы Голливуд стал консервативнее, и Мерседес было все труднее поддерживать свой успех 1920-х годов. Она пережила несколько смертей в семье, в том числе смерть любимой сестры Риты, самой красивой женщины в Нью-Йорке. Мерседес впала в депрессию, и в ее жизни наступило трудное время.

Чтобы как-то свести концы с концами, в 1960 году она написала автобиографию под названием «Здесь покоится сердце», в которой рассказала о своих деяниях в шоу-бизнесе и завуалированно упомянула о своих романах со звездами. Гарбо пришла в ярость, и она, и другие сочли, что в мемуарах о них рассказывается слишком явно. И они перестали общаться с Мерседес. Когда та умерла, рядом с ней лежала Библия, в обложку которой она вставила фотографии Греты, ведь Мерседес так и не смогла ее забыть. Да и кто смог бы?

Однажды в 1934 году полиция явилась в ночной клуб «Террас» в Среднем Манхэттене, чтобы его закрыть. Целью полицейских было защитить невинную публику от непристойной музыки одной «одетой в мужскую одежду и грязно поющей артистки» Глэди Бентли. «Главное и самое непристойное предложение этого вечера, — заявил обиженный хозяин, принесший формальные извинения полиции, — обход мисс Бентли каждого столика. Она останавливается у каждого столика и поет пару строк бесконечной песни, в которой используется вульгарное сквернословие».

Представь себе идиота, который заявил на это в полицию! Звучит просто потрясающе.

Вот пример песенки Глэдис из скандального музыкального ревю, которое комиссар полиции назвал слишком «низким» и запретил. Песенка называется «В Йеле чертов инцидент»:

Так и неясно, произошел ли на самом деле в Йеле чертов инцидент. Известно лишь то, что Средний Манхэттен не смог принять Глэдис Бентли, пианистку, блюзовую певицу и артистку. Она была чернокожей лесбиянкой из рабочего класса Филадельфии и носила только мужскую одежду. Зато в Гарлеме все было по-другому. В то время как пьесы на Бродвее проходили цензуру, в Гарлеме устраивались ночные тусовки, свободные от предрассудков, куда отлично вписывались неподобающие выступления Глэдис. Она была неотъемлемой частью этого района и собирала на свои шоу толпы зрителей всех рас, которые хотели послушать, как она своим хрипловато-звонким голосом поет всякие инсинуации.

Глэдис Бентли начала свою карьеру в 1920-е годы, выступая пианисткой на вечеринках, затем стала работать в роскошных ночных клубах и в итоге принялась ездить по стране с шоу, единственным в своем роде. Она носила белый смокинг, укладывала волосы назад и пела с группой женоподобных мужчин на подтанцовке. На одной фотографии, с подписью «Фавориты короля» она стоит перед шестью мужчинами в костюмах моряков, которые опустились перед ней на колени. Глэдис переписывала популярные песни на хулиганский манер и заставляла слушателей подпевать. Она была большой и мужеподобной и могла исполнять джазовые и блюзовые стандарты голосом в диапазоне от сиплого тенора до птичьего фальцета и скэта. Она также пела классику, а еще писала и записывала оригинальные песни. Глэдис могла исполнить балладу, от которой весь зал утопал в слезах, или заставить слушателей смеяться над ее грязными шутками так громко, что у полиции не оставалось иного выбора, кроме как прикрыть заведение.

В путеводителе по Гарлему 1931 года была заметка о «Клэм Хаусе», где она постоянно выступала, и в ней Глэдис называли «пианисткой и жаркой певчей птичкой» и предупреждали, что в клуб лучше всего приходить после часа ночи, а еще — что это шоу «не для впечатлительной молодежи». Поэт Лэнгстон Хьюз, будучи нормальным поэтом, описал ее очень стильно и рассказал, что она могла играть на пианино «всю ночь, буквально всю ночь напролет без перерыва… с десяти вечера и до рассвета, не делая пауз между нотами и быстро переходя от одной песни к другой». Она была «большой, темной, мужеподобной леди и стучала ногами по полу, а пальцами по пианино…» Ее концерт был только ее, а стиль ее незабываем: Глэдис Бентли изобрела белый смокинг. Во времена, когда странные женщины-артистки могли лишь тонко намекать на свою сексуальность, чтобы защититься, Глэдис нашла в ней опору и построила на ней карьеру. Она даже заключила брак с белой женщиной, чья личность неизвестна, на гражданской церемонии в Нью-Джерси. Глэдис была звездой, которая собирает аншлаги и которую любит публика, независимо от того, как громко критики унижают ее и ее коллег-исполнителей, «сексуальных извращенцев и любителей двусмысленных шуточек». Ее музыка стала саундтреком Гарлемского Ренессанса и жизни всех его поэтов, писателей и композиторов. Глэдис была королем, Иногда со временем жизнь не становится лучше. Глэдис переехала в Лос-Анджелес, и в 40–50-е годы он представлял собой более консервативное общество, чем Гарлем 20–30-х годов. Одному клубу, в котором она надеялась выступать, пришлось получать специальное разрешение, чтобы позволить ей носить брюки. Были ли это личностные изменения или естественная реакция на маккартизм и сопутствующую антигейскую истерию, — но Глэдис в прессе открестилась от своей прошлой жизни и предстала в образе уважаемой леди 1950-х, со всякими жемчугами и платьями в цветочек.