Ханна Джевелл - 100 величайших хулиганок в истории. Женщины, которых должен знать каждый

Когда читаешь об ужасах, а особенно о великих ужасах, после которых несколько поколений людей говорят о том, что об этих ужасах нельзя забывать и что нельзя дать им повториться снова, возникает неприятное чувство того, что люди, позволившие им произойти и наблюдавшие за ними с вершины колеса обозрения, не так уж отличаются от сегодняшних людей. Можно ощутить, что грань между обществом, которое принимает великие ужасы и участвует в них, и обществом, которое их отвергает и противостоит им, тонка, как лист папиросной бумаги.

Если говорить о нормальном и ненормальном, то абсолютно нормально дерьмово себя чувствовать, прочитав все это! Отдохни, съешь кусочек торта и, да, чувствуй себя дерьмово, потому что история ужасна, и это нельзя забывать. Мы можем только надеяться, что в мире больше Ирен, чем не-Ирен, и что мы сами больше Ирена, чем не-Ирена, что бы ни случилось.

5 октября 1789 года 6 тысяч разгневанных французских женщин двинулись на Версаль с ножами, палками, дубинами, пиками и тесаками. Французская революция была в полном разгаре, Бастилию взяли штурмом, в деревнях полыхали пожары, и где-то далеко будущие революционеры-якобинцы точили свои гильотины.

Началось все с небольших беспорядков на рынке в Париже, возникших по причине того, что там не было хлеба, — а все знают, что в хлебе заключается самая суть Парижа. Как и в сыре. И в том, чтобы сидеть в кафе со скучающим видом.

Когда протестующие прошли 20-километровый марш, король Людовик XVI принял шесть женщин, требовавших хлеба, и пообещал, что будет Парижу хлеб. Вкусные воздушные багеты. (Или какой там хлеб они ели в 1789 году. Возможно, он был пожестче.)

На всякий случай протестующие не расходились до самого утра, а потом штурмовали ту часть дворца, где жила Мария-Антуанетта, и «проводили» короля и королеву в Париж, чтобы они разобрались в ситуации с хлебом. Королевская семья оказалась не в восторге от этой поездки, которая, впрочем, была довольно веселой: женщины раздавали зевакам синие, белые и красные ленточки, катались верхом на пушке, которую раздобыли по дороге, как ковбои, а другие женщины держали отрубленные головы версальских гвардейцев на палках. Французская революция была непростым временем.

Но принесла ли она пользу женщинам? Ну, по большей части история состоит из того, что люди с чем-то не согласны и пишут об этом книги, злятся на других людей, которые не согласны с их книгами, и пишут книги о том, какие другие книги плохие. И споры о роли женщин во Французской революции и о том, насколько они от нее пострадали или выиграли, очень похожи на все остальные.

В 1949 году в своей книге «Второй пол» Симона де Бовуар отмечала, что Французская революция навредила женщинам. Только она написала это более умными французскими словами. Другая историк, Джоан Ланде, резюмирует: «Республика была построена против женщин и несправедлива по отношению к ним». И вот еще одно меткое высказывание от академика Кэтрин Сильвер: «Женщины Франции бунтовали, протестовали и боролись за правое дело. Однако… женщины не получили никакой существенной пользы от перераспределения прав после уничтожения аристократии».

Помимо протестов и насаживания голов на палки женщины предпринимали другие действия, напрямую связанные с политикой. В 1793 году они участвовали в «продовольственных бунтах», которые напоминали поход за продуктами в супермаркет «Сейнсбери» в воскресенье днем, только все, кто пришел в супермаркет, еще и яростно требовали контроля цен, прекращения накопительства и спекуляции продуктами, а также социального равенства, демократии и прав для женщин. И, конечно, ингредиентов для хорошего воскресного жаркого.

Здесь из левой кулисы выходит Олимпия де Гуж. Это классная шутка, основанная на ее политических вгзлядах и на том, что она была драматургом. Откровенно говоря, читатель, ба-дум-тс-с! В общем, Олимпия де Гуж родилась под менее крутым именем Мари Гуж в 1748 году на юго-западе Франции. После смерти своего никчемного мужа (светлая ему память) она переехала в Париж и начала строить свою репутацию писательницы, которая занималась всякими писательскими вещами, вроде создания пьес и памфлетов, переписки с другими известными писателями, разговоров по душам со всякими интеллектуалами в салонах, руганью с труппами актеров, которые задерживали начало ее пьес и, предположительно, сидением у французских окон со скучающим видом, как это любят парижане.

В 1784 году она написала свою самую знаменитую пьесу о кораблекрушении «Замора и Мирза», а к 1789 году переделала ее в пьесу «Рабство негров» с протестом против рабовладельческого строя. Ее репутация улучшалась не только благодаря ее аболиционизму, но и благодаря революционному пылу. Также она стала защищать права женщин.

В 1791 году все эти взгляды воплотились в ее самой важной работе — памфлете «Декларация прав женщины и гражданки», — в которой она обратилась к Марии-Антуанетте. «Женщина рождена свободной, — начинается декларация, — и остается равной мужчине в правах».

Де Гуж написала свою Декларацию после глубокого разочарования в революционной конституции 1791 года. В нее вошла Декларация прав человека и гражданина, по которой женщины были «пассивными» гражданами Франции. Это значит, что технически они были гражданами, но не могли голосовать и заниматься другими гражданскими делами. Спасибки, мальчики!

Конституция сформировалась на основе идеалов Просвещения о разуме, рациональности и объективности, но идеалы эти применялись лишь для обеспечения справедливости парней, Де Гуж любила революцию и разделяла идеалы разума и рациональности, но, увы, как и многие другие мужчины, революционные лидеры, в конце концов, оказались говном. Только более красивым французским словом, означающим говно.

Так вот, в Декларации де Гуж писала, что женщины — которых она называла «полом, превосходящим другой и в красоте, и в мужестве» (и это правда), — заслуживают тех же прав, которые конституция сулит мужчинам.

В постскриптуме к Декларации она добавила, что «брак — это могила для доверия и любви», что, вероятно, тоже правда, и давай вернемся к этой теме лет через двадцать. Де Гуж выступала за секс вне брака и даже приложила к Декларации образец брачного договора. Не то чтобы это было очень романтично, но, опять же, до революции браки тоже не сверкали романтикой. Контракт подразумевал равный статус мужчины и женщины в браке, а также равные права на законнорожденных и внебрачных детей. Олимпия, кстати, считала себя внебрачной дочерью известного человека.

После казни Людовика XVI в 1793 году (земля пухом) якобинцы выпустили еще несколько конституций, расширяющих права мужчин, но не женщин, что довольно разумно, ведь, если бы женщины попытались голосовать, то их большие пышные юбки застревали бы в избирательных кабинках и тормозили демократический процесс.