Наум Синдаловский - Легенды и мифы Невского проспекта

Согласно другой легенде, граф Сен-Жермен имел непосредственное отношение к сюжету повести Пушкина «Пиковая дама»: якобы внук Натальи Петровны Голицыной, начисто проигравшийся в карты, в отчаянье бросился к бабке с мольбой о помощи. Голицына в то время находилась в Париже и обратилась за советом к своему французскому другу, графу Сен-Жермену. Граф живо откликнулся на просьбу о помощи и сообщил Наталье Петровне тайну трех карт – тройки, семерки и туза. Правда, если верить еще одной легенде, тайна эта досталась Наталье Петровне в обмен за ночь, проведенную с графом, Так это было на самом деле или иначе, сказать трудно, только известно, что внук тут же отыгрался.

Вскоре вся эта авантюрная история дошла до Петербурга и стала известна Пушкину, который ею своевременно и удачно воспользовался. Он сам об этом намекает в первой главе «Пиковой дамы». Помните, как Томский рассказывает о своей бабушке, «Московской Венере», которая «лет шестьдесят тому назад ездила в Париж и была там в большой моде»? Правда, по Пушкину, старуха сама отыгралась в карты, никому не выдав сообщенной ей Сен-Жерменом тайны трех карт. Но ведь это художественное произведение, и автор был волен изменить сюжет услышанной им истории. Напомним читателям, что во второй главе повести Пушкин уже от собственного, то есть авторского лица сообщает о том, что это был всего лишь « анекдот (курсив мой. – Н. С. ) о трех картах», который «сильно подействовал на его (Германна. – Н. С .) воображение».

Впрочем, по другой версии, Пушкину при работе над «Пиковой дамой» не было особой нужды так далеко обращать свой авторский взор. У него была собственная биографическая легенда о появлении замысла повести. И если даже предположить, что эта легенда никакого фактического подтверждения не имела, то есть возникла на пустом месте, то исключить ее из жизни поэта все равно невозможно, потому что об этом с утра до вечера злословили в кругах многочисленных московских и петербургских Голицыных. Легенда дожила до наших дней и бережно хранится в семейных рассказах современных потомков старинного рода.

Согласно этому преданию, Пушкина однажды пригласили погостить в доме Натальи Петровны. В течение нескольких дней он жил у княгини и, обладая горячим африканским темпераментом, не мог отказать себе в удовольствии поволочиться за всеми юными обитательницами гостеприимного дома. Некоторое время княгиня пыталась закрывать глаза на бестактные выходки молодого повесы, но наконец не вытерпела и, возмущенная бесцеремонным и вызывающим поведением гостя, с позором выгнала его из дома. Смертельно обиженный, Пушкин будто бы поклялся когда-нибудь отомстить злобной старухе и якобы только ради этого придумал всю повесть.

Трудно сказать, удалась ли «страшная месть». Княгине, в ее более чем преклонном возрасте, было, видимо, все это глубоко безразлично. Однако навеки прославить Наталью Петровну Пушкин сумел. В год написания повести Голицыной исполнилось 94 года. Скончалась она в возрасте 97 лет, в декабре 1837 года, ненадолго пережив обессмертившего ее поэта.

Напротив «Дома Пиковой дамы», на углу Малой Морской и Гороховой улиц, стоит огромный доходный дом Ф.И. Ротина, дошедший до нас в несколько измененном виде. В 1833 году его надстроил архитектор Г.А. Боссе, а затем, в 1875–1877 годах, перестроил И.П. Маас. В начале XX века в нем находился знаменитый на весь Петербург ресторан «Вена». Если судить по вышедшему в 1913 году юбилейному изданию «Десятилетие ресторана „Вена“», то биография знаменитого ресторана началась только в 1903 году, а общегородская слава – с торжественной молитвы, прочитанной по случаю открытия ресторана самим Иоанном Кронштадтским. Такого благословения заслуживали не многие заведения подобного рода. Однако историкам Петербурга известно, что ресторан под таким названием уже упоминался в петербургских газетах еще в 1875 году. Более того, задолго до этого, во второй четверти XIX века, в доме № 13/8 по Малой Морской улице находился трактир с тем же названием – «Вена». Остается только предположить, что владельцы ресторана, о котором мы говорим, по какой-то нам неизвестной причине не пожелали считать себя правопреемниками тех давних не очень представительских петербургских «Вен».

Новая «Вена» славилась своими сравнительно дешевыми обедами и отсутствием музыки. Это выгодно отличало ее от низкопробных кафешантанов. «Вену» любили посещать поэты, художники, актеры. Здесь бывали Александр Блок, Андрей Белый, Александр Куприн, Николай Агнивцев и многие другие писатели и журналисты. Главный редактор «Сатирикона» Аркадий Аверченко, живший поблизости, проводил здесь даже редакционные совещания, на которых обязаны были присутствовать все члены редколлегии. «Быть причастным к литературе и не побывать в „Вене“ – все равно, что быть в Риме и не увидеть папы Римского», – говорили в Петербурге, а годы наивысшей популярности ресторана в начале XX века называли «Венским периодом русской литературы».

Впрочем, судя по анекдотам той поры, в «Вене» не только работали. «Куда можно в Петербурге пойти с женой?» – «В „Вену“». – «А не с женой?» – «В „Вену“, но в отдельный кабинет».

Для питерской творческой интеллигенции, воспитанной на античной культуре, перевод не требовался: «Вэни, види, вицы» означает «Пришел, увидел, победил». Так отчитался римскому сенату Гай Юлий Цезарь после победы над понтийским царем Фарнаком. Другой, потайной смысл этой изощренной рифмованной игры латинских и русских слов предназначался только для рафинированного слуха постоянных посетителей «Вены» – этого своеобразного мужского клуба питерской богемы, вход в который добропорядочным дамам и преданным женам был заказан.

По воспоминаниям петербуржцев, «Вена» отличалась еще и своими своеобразными традициями. Так, владелец «Вены» Иван Сергеевич Соколов ввел обычай брать у посетителей своего заведения автографы, которые в ресторанном обиходе назывались «Венскими виршами». Это были эпиграммы, пародии, посвящения, приветствия, тосты и прочие искрометные экспромты. И хотя многие из записей не были стихотворными, все они подписывались именами, достойными украсить историю петербургской культуры. Эти экспромты становились известными петербургской публике благодаря тому, что Соколов многие из них бережно оформлял в рамы, размещал на стенах и специальных стендах в своем заведении, а затем и публиковал в печати. Вот только два из них: