Наум Синдаловский - Легенды и мифы Невского проспекта

Окончательно процесс придания площади Восстания подлинно советского облика был завершен установкой в 1967 году в центре Большого зала Московского вокзала алебастрового бюста Ленина, выполненного по модели скульптора Л.А. Месса. Формально памятник появился в память об «удовлетворении просьбы Петроградского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов Петрограда о переименовании города Петрограда в Ленинград». Об этом была сделана соответствующая надпись на стене зала за памятником. Бюст был укреплен на высоком пилоне из черного полированного гранита. В ленинградском городском фольклоре он был известен как «Лысый камень», «Голова», «Белая головка» или «Ленин на палочке».

В начале 1990-х годов, после возвращения городу его исторического имени, памятник был снят. На его месте установлен бюст Петру I, выполненный по модели скульптора А.С. Чаркина. Как и его предшественник, Петр представлен погрудным скульптурным портретом, установленным на высоком пьедестале. В отличие от Ленина, памятник Петру, голову которого украшает хорошо смоделированный бронзовый парик, укрепленный на лысом черепе великого основателя Петербурга, в народе сразу получил прозвище: «Волосатый камень».

Здесь, на площади Восстания, заканчивается тот Невский проспект, который мы любим, который известен во всем мире. И который и есть «всеобщая коммуникация Петербурга», по Гоголю. Дальше начинается так называемый Старо-Невский. Такое неофициальное название существует в Петербурге для участка Невского проспекта от площади Восстания до Александро-Невской лавры. Но об этом в третьей части нашего повествования.

Невский проспект XVIII–XIX веков невозможно себе представить без конного транспорта. Конный транспорт развивался вместе с городом. Если в середине XVIII века количество извозчиков в городе едва превышало три тысячи, то к началу следующего, XIX века оно выросло почти вдвое. С ростом города неизбежно возрастали оживление и теснота на улицах. Все это требовало какого-то упорядочения движения транспорта. В 1732 году была предпринята первая попытка ввести в Петербурге правила движения. По улицам предписывалось «ездить смирно и на конях не скакать». Вскоре появилось и первое ограничение скорости – до 12 верст в час.

Однако это не действовало. Каждым извозчиком руководило желание обогнать, выделиться, понравиться клиенту. Улица становилась опасной. Заклинание: «Спаси, Господи, от седока лихого и от изверга-городового», которое каждое утро, как спасительную молитву, повторяли про себя ямщики, выезжая на городские улицы, подхватило население, вспоминая его каждый раз при выходе из дома. Среди питерских извозчиков в свое время родилась поговорка: «В Питере всех не объедешь», которая первоначально имела совершенно конкретный профессиональный смысл, связанный с трудностями проезда по дорогам, до отказа забитым экипажами и верховыми. Но очень скоро смысл этого, безусловно, конкретного фразеологизма расширился и приобрел довольно ярко выраженную социальную окраску. Пословица стала общеупотребительной и универсальной.

Извозчики подразделялись на легковых, перевозивших людей, и на ломовых – для транспортировки грузов. В начале XX века в городе работало 25 тысяч ломовиков. Легковые извозчики, в свою очередь, делились на одноконных «ванек», о которых в Питере говорили: «На ваньке далеко не уедешь», и «лихачей», прозвище которых говорило само за себя. В петербургском городском фольклоре есть легенда о том, как Екатерина II, готовясь к встрече императора Иосифа, решила удивить его скоростью движения в России. Она приказала найти лихача, который доставит заморского императора из Петербурга в Москву за 36 часов. Ямщика нашли и привели пред очи государыни. «Возьмешь ли доставить немецкого короля за 36 часов?» – лукаво посмотрела на него императрица. «Берусь, матушка, но не отвечаю, будет ли цела в нем душа». От себя добавим, что дилижансы на маршруте Петербург – Москва в народе назывались «Нележансами». Вероятно, ездить в них было одинаково мучительно и сидя, и стоя, и лежа.

Заметны были в Петербурге и так называемые «эгоистки» – дрожки на одного седока, и крытые экипажи, которые горожане называли «кукушками».

Жизнь ямщика была неразрывно связана с лошадью. И если в деревне полноправным членом крестьянской семьи становилась корова, то в городе то же самое можно было сказать об извозчичьей лошади, хотя большинство питерских извозчиков личных лошадей не имели. Они принадлежали хозяину, у которого ямщик работал. Но традиционно домашнее обращение к лошадям оставалось. «Расправляйте ножки по питерской дорожке», – говорили ямщики своим кормильцам и выезжали на улицы города, где над ними могли и добродушно пошутить, и безнаказанно посмеяться, и, чего доброго, просто отдать городовому. Впрочем, в фольклоре остались по большей части беззлобные шутки и розыгрыши, типа «Провези вокруг фонаря, не слова не говоря» или «Поезжай на угол Малой Охты и Тучкова моста». Сохранились и анекдоты. «Извозчик, какого ты мнения о Чацком?» – «Помилуй, барин, рази можно в Питере всех извозчиков знать?»

Если учесть, что в Петербурге насчитывалось до 10 тысяч личных лошадей, то общее их количество в городе было пугающим. Петербургские газеты начала XX века писали, что человек, приезжая в Петербург и выходя на площадь перед Николаевским вокзалом, «останавливался, буквально сраженный бьющим в нос запахом навоза, до предела насытившего воздух и пропитавшего, казалось, насквозь не только деревянные постройки, но и все трещины и щели каменных зданий и булыжных мостовых». Среди предсказаний гибели Петербургу, которых на рубеже веков было довольно, есть одно, связанное с лошадями. Петербуржцам на полном серьезе предсказывали «задохнуться от лошадиного навоза».