Вольфганг Акунов - Божьи дворяне

Целый ряд ближневосточных правителей был вынужден регулярно вносить ассасинам плату за сохранение собственной жизни. Как и для современных исламистских (и не только!) террористов, для ассасинов были характерны величайшее презрение как к жизни других, так и к своему собственному существованию — презрение, вытекавшее из систематически проповедовавшегося им учителями «уничтожения всякого страха и всякой надежды». Эти свойства последовательно прививались вождями ассасинов той группе их последователей, которая специально предназначалась для осуществления убийств. При этом во многих случаях использовался и самый грубый обман. Но главное значение имело постоянно и обдуманно проводившееся давление на разум, непреодолимое для кандидатов в фидаины — детей и подраставших юношей, заботливо ограждавшихся от всех других впечатлений и влияний.

Глава сирийского филиала секты ассасинов, именовавшийся «Горным старцем» или «Старцем горы» (Шейх-уль-Джебейль), имел обширный дворец, расположенный высоко в горах, где и воспитывал похищенных у родителей юношей-фидаинов, считавших себя его сыновьями, в слепом повиновении своей воле. В нужный момент их, по его приказу, усыпляли и переносили в «сады Джиннат» («райские сады»), где они могли предаваться всевозможным наслаждениям, обещанным Магометом в Коране правоверным мусульманам за гробом. Дивные благовония, самые лучшие вина и яства, мелодичная музыка, красивейшие женщины под видом райских гурий опьяняли чувства юных неофитов, разжигая в их душах сильнейшие страсти.

По прошествии некоторого времени «Горный старец» снова погружал их в наркотический сон, а при пробуждении вдохновенным голосом обращался к ним: «Избранники Предвечного! Вас избрал Он служить орудием Его мести! Предайте себя всецело Его воле и старайтесь заслужить те благодеяния, к которым Он вас предназначил. Его отеческая благость уже дала вам возможность вкусить во сне от сих благодеяний. Те чистые наслаждения, которые во время сна опьяняли ваши чувства, те дивные ощущения, которые до сих пор поражают ваш дух — все это дает лишь самое несовершенное представление о том поистине невыразимом блаженстве, которое Он приготовил тем, кто умеет исполнить Его волю… Предвечный желает, чтобы люди были свободны, а они повсюду порабощены; Он желает, чтобы они были счастливы, а между тем вся земля находится во власти горстки тиранов, не признающих никаких законов, кроме своей прихоти…Идите! И пусть нечистая кровь их, пролитая вашей рукой, откроет Вам навек врата Царствия Небесного!»

Засим он вручал им кинжалы и посылал убивать. Чтобы втереться в доверие к будущим жертвам, фидаинам дозволялось для виду даже менять веру. Поступая в телохранители государя, обреченного «Старцем горы» на физическое уничтожение, они, после многолетней верной службы, дослужившись до самых высоких должностей и нередко войдя в число приближенных, пользовавшихся полным доверием «предназначенного к ликвидации объекта», получив соответствующий сигнал, в нужный момент убивали своего подопечного, не боясь при этом смерти — ведь, успев вкусить еще в этой, земной жизни «загробное блаженство», фидаины не сомневались в том, что рай за гробом, молитвами «Горного старца», им обеспечен.

Насколько слепо ассасины, проникшие в Палестину практически одновременно с первыми крестоносцами и укрепившиеся в сирийских горах, повиновались своим начальникам, наглядно демонстрирует следующий исторический анекдот эпохи Крестовых походов.

Генрих, граф Шампанский и король Иерусалимский, посетил однажды «Горного старца» в одной из его крепостей, где на каждой башне нес охрану ассасин в белом одеянии. «Государь, — обратился „Горный старец“ к королю Иерусалимскому, — я готов побиться об заклад, что Ваши люди ни за что не сделают для Вас того, что мои люди охотно сделают для меня». Произнеся эти слова, шейх подал знак рукой, и тотчас же двое из стоявших на башнях фидаинов в белых одеяниях бросились вниз и разбились насмерть о камни у основания крепости. Войдя в крепость, король Иерусалимский обратил внимание на торчавшее из стены железное острие. «Я покажу Вам, Государь, как здесь исполняют мою волю», — сказал «Горный старец». По его знаку несколько ассасинов один за другим бросились на это острие и погибли на глазах короля крестоносцев, который, наконец (хотя и не был слабонервной барышней и в своей жизни насмотрелся всякого!), не выдержав этого зрелища, попросил «Горного старца» прекратить дальнейшие «опыты».

Монголо-татары взяли крепость Аламут штурмом (по некоторым сведениям — измором). Ассасинов, под предлогом переписи, согнали в кучу и всех перерезали. Говорят, что при этом погибли тысячи ассасинов. Сына последнего шейха ассасинов, Рукн-эд-Дина (пришедшего к власти, перешагнув через труп родного отца), держали в ставке Хулагу, пока монголы, силой или хитростью, не завладели остальными ассасинскими твердынями в Иране, Ираке и Сирии, а затем отправили в ставку Великого Хана монголов, но по дороге убили.

Следующей целью монгольских завоевателей была столица аббасидских халифов — сказочно богатый город Багдад. К описываемому времени халифы багдадские практически утратили над мусульманским миром всякую реальную власть, кроме духовной, выполняя сначала при сельджукских султанах и азербайджанских атабеках, а позднее — при египетских султанах — роль, сравнимую с ролью средневековых японских микадо (тэнно) при воинственных сёгунах — носителях реальной власти.

Тем не менее, халиф багдадский Мустасим (призвавший всех правоверных мусульман к священной войне — «джихаду» — против нечестивых «Яджуджей и Маджуджей», т. е. «Гогов и Магогов», которыми считали монголов исповедники ислама) по-прежнему владел своей собственной территорией (подобно папе римскому в Италии, владевшему там, со времен Карла Великого, собственным государством — «патримонием Святого Петра»), защищать которую от монголов и их союзников — православных грузин и армян-монофизитов (Хулагу-Хан даже направил послом к халифу не монгола, а своего союзника — армянского князя!) он вознамерился силами своего войска (возглавить которое лично, однако не рещился). Войско халифа попало в искусно расставленную монголами ловушку и оказалось уничтоженным до последнего человека. Сам халиф был, по приказу хана Хулагу,

по одной версии, зашит в мешок и забит до смерти палками; по другой версии — плотно завернут в ковер и затоптан до смерти монгольскими конями;

по третьей — привязан к 4 диким лошадям и разорван ими на части; по четвертой — брошен живым в огромную полую башню, доверху заполненную пеплом, в котором задохнулся;