Любовь Ульянова - Политическая полиция и либеральное движение в Российской империи: власть игры, игра властью. 1880-1905

В циркуляре отсутствует упоминание «либеральной части общества» как одного из адресатов деятельности «радикально-оппозиционной группы», однако в остальном характеристика этой группы в циркуляре совпадает с ее же описанием в подготовительных документах Департамента полиции. В целом можно говорить о произошедшем терминологическом разрыве и даже противопоставлении в делопроизводственной переписке, с одной стороны, «либерального», а с другой – «радикального» и «оппозиционного». Причем это противопоставление проводилось чинами не только Департамента полиции, но и Московского охранного отделения, в котором, как уже отмечалось выше, приблизительно в это же время писали о «близоруких либералах», попавших под влияние «радикалов» 602.

В совокупности это означает, что лидирующая в политическом сыске группа служащих – чинов Департамента полиции и Московского охранного отделения – увидела в радикализации легального общественного пространства конституирование нового явления – «радикальной оппозиции», а не радикализацию «либерализма». Этот вывод противоречит общепринятому сегодня образу дореволюционного либерализма в России. Тот политический сегмент, который был определен в Департаменте как «радикально-оппозиционный», в публицистике, мемуаристике, а затем и в историографии дореволюционного российского либерализма постфактум был назван новым либерализмом, некоторые исследователи именно его характеризуют как истинный либерализм 603.

Однако в политическом сыске с начала ХХ в. позиция «либералов» и ассоциированных с ними институтов (в первую очередь земского самоуправления) в легальном общественно-политическом пространстве стала описываться как «ведомая».

Заведующий Особым отделом Департамента Л.А. Ратаев в 1902 г. отзывался о «радикальной оппозиции» следующим образом: «Радикальная оппозиция стремится использовать в своих целях всякое общественное дело: всевозможные товарищества, потребительные и производственные союзы, профессиональные съезды, а также городские и земские учреждения. Именно эти-то последние легальные органы общественной самодеятельности, представляющие собою крошечные зачатки конституционной жизни, служат излюбленной ареною для происков так называемого "интеллигента". За спинами увлекающихся и протестующих земцев всегда стоит в качестве подсказчика земский статистик, земский писарь, земский врач, агроном и т.п. В одной губернии земские учреждения находятся под давлением заведывающего земским санитарным бюро, в другом вдохновителем является главный статистик, в третьем – заведующий по вольному найму страховым отделом и т.д.» 604. В 1902 г. земские деятели круга братьев Долгоруковых не считались неблагонадежными – Ратаев в записке 1902 г. о собрании земцев на квартире Долгоруковых вычеркнул характеристику «политически неблагонадежные» 605. Видимо, это было собрание участников умеренно-либерально-консервативной группы под названием «Беседа» 606; в политическом сыске, хотя и интересовались этим кружком 607, судя по реакции Ратаева, не считали его политически опасным 608.

В документах Московского охранного отделения земство упоминается намного реже, чем в документах Департамента полиции, не говоря уже о жандармской документации, при этом его характеристики либо эмоционально нейтральны, либо позитивны 609. Весной 1905 г. руководитель этого отделения В.В. Тржецьяк предлагал Департаменту полиции санкционировать съезд земских деятелей 610, а С.В. Зубатов и в годы службы в политическом сыске, и после своего скандального увольнения в августе 1903 г. считал идею самоорганизации народа одной из ключевых для развития страны 611.

Эти особенности отношения лидирующих групп политической полиции к земству, возможно, были связаны в целом с изменением восприятия институтов самоуправления со стороны руководства Министерства внутренних дел на рубеже XIX– ХХ вв. Известна «проземская» записка И.Л. Горемыкина, написанная в полемике с министром финансов С.Ю. Витте 1899 г. 612, как и попытка В.К. Плеве (неудавшаяся) найти общий язык с «земскими кругами» в 1902 г. 613. По мере радикализации всего легального общественно-политического пространства земство всё больше воспринималось как тот институт, на который еще может опереться государственная власть в поисках стабильности – в случае избавления самоуправления от влияния «радикальной оппозиции».

В феврале 1905 г. начальник Московского охранного отделения В.В. Ратко так характеризовал соотношение «либерального общества» и «радикальных оппозиционеров» – записка датируется 16 февраля, т.е. она была написана спустя несколько дней после убийства эсером-террористом И.П. Каляевым московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича и, вероятно, под впечатлением от этого события: «После смерти министра внутренних дел В.К. фон-Плеве, за время управления которого министерством степень напряжения деятельности всех функционировавших в то время революционных и оппозиционных групп достигла своего апогея, в либеральной части русского общества, главным образом, среди земцев и интеллигентного пролетариата совершенно открыто стали слышаться выражения радости по поводу событий 15 июля (убийство В.К. Плеве эсером Е. Сазоновым. – Л.У .). Покойного министра считали самым властным и трудноодолимым сторонником бюрократического режима и врагом каких-либо преобразовательных реформ, признающим единственным оружием охранения существующего строя – репрессии. Усилившееся, однако, несмотря на широкое применение репрессий, за сравнительно короткое время пребывания на посту министра В.К. Плеве революционное движение и недовольство, охватившее значительную часть русского общества, поселили в последнем твердую уверенность, что правительство принуждено будет сознать ложность избранного им пути и перейти к политике положительных реформ в области внутреннего управления. Поэтому назначения нового министра ожидали с особым нетерпением, и когда князь Святополк-Мирский высказался о доверии правительства к обществу, приглашая последнее помочь ему советом и делом, изголодавшаяся за два с половиной года общественная мысль заработала с небывалой энергией, выразившейся в целом ряде сочувственных адресов и петиций по адресу нового министра. На первых порах почувствовались умиротворение и надежда на возможность полюбовного устранения накопившихся за последнее время недоразумений между правительственной властью и общественными элементами. Однако такой поворот в общественном мнении показался крайне невыгодным радикально-оппозиционным и революционным группам, и с их стороны началась усиленная агитация, задача которой была окончательно порвать связь между благожелательной, умеренной частью общества и правительством, несостоятельность, будто бы, которого исключает всякую возможность союза с ним…» 614Далее Ратко «для предотвращения надвигающейся катастрофы» предлагал «безотлагательно: 1. дать возможность умеренным общественным элементам применить свои силы в деле служения государству и участия в законодательных работах, наряду с правительственными чиновниками (обусловив эту меру имущественным цензом)…» 615.