Наталья Миронова - Великая эпидемия: сыпной тиф в России в первые годы советской власти

Впрочем, В. Калицкая пишет, что А. Грин заболел сыпняком уже в Петрограде. Есть мнение, что «Алые паруса» Грина (первоначально «Красные паруса»), завершенные в 1920-м, — также плод сыпнотифозного бреда: этот образ пришел в голову А. Грину во время болезни.

Безусловно, есть биографический отпечаток в рассказе «Тифоный пунктир»: в этом рассказе передано переживание красноармейца, который мечтает уехать с фронта и готов пойти на что угодно ради этого. Попасть в санитарный поезд он видит как недостижимое счастье. У счастливцев, которым удается оказаться в этих вагонах, есть еда: «расторопный, грубоватый санитар несет в ведерках кашу и суп», они не должны воевать и могут спокойно ехать среди уютного запаха лекарств, и забыть о «мучительной, собачьей жизни, нудной, как ровная зубная боль, и безнадежной, как плач». Грин — сам переживший будни красноармейца — оправдывает любой способ, который был выбран солдатом, чтобы попасть в поезд: желание жить было сильнее всего остального. В поезде ехали именно такие «счастливцы»: «Эти счастливцы были раненые и труднобольные или те, кто с помощью солдатских преданий, передаваемых устно, прострелил ногу себе сквозь дощечку; или набил в ухо горчицу, жертвуя барабанной перепонкой ради иных ценностей, более важных. Признаюсь в том, в чем, думая тогда так же, как я, не признается, быть может, никто; я хотел заболеть, и заболеть так серьезно, чтобы меня эвакуировали в Петербург, без которого, я уже ясно чувствовал это, — жить не могу» [529] Грин А. Тифозный пунктир. URL: http://grin.lit-info.ru/ . Позже Грин объясняет свой уход из части: «Когда внутри меня улеглось стремительное движение, вызванное контрастом меж тем, что я увидел вокруг себя, и тем, что прочитал в книге, я понял неуловимым ощущением организма, что наступил момент, когда я должен и мог идти в белый вагон. Мои колени дрожали, во рту было невкусно и сухо, а пространство, оставляя неподвижными все предметы, качалось внутри меня или предо мной. Ледяная вода озноба лилась по спине, я дышал жарко и глухо, с сознанием опасности, помогающей жить».

Зимой 1919 г. армия Деникина еще не была поражена тифом в той мере, что Красная армия. Продолжала работать санитарно-эпидемиологическая служба, хотя ей приходилось нелегко. По сообщению врача А. Х. Бжассо, в больницах Екатеринодара смертность сыптотифозных больных не превышала 5–6 %, в то время как в адыгских аулах умирало до 60 % заболевших [530] Национальный архив Республики Адыгея. Ф. Р-1114. Оп. 1. Д. 9. Л. 12. . Однако вскоре все меняется, тиф приходит в города. Священник станицы Журавской А. Адамов сообщал в Екатеринодар: «Тиф у нас трех видов, по сие время не прекращается, только потерял свою острую форму: меньше стало смертных случаев. Очень немного домов осталось таких, где не было заболевших тифом» [531] ГАРО. Ф. 841. Оп. 1. Д. 9. Л. 47. . Из-за тифа закрываются учебные заведения, кинематограф, театры. В Новочеркасске от сыпного тифа умер генерал от инфантерии Н. И. Иванов. В начале 1919 г. сам П. Н. Врангель тяжело заболел сыпным тифом. Вернувшись из поездки в Кизляр, он почувствовал недомогание. Врангель попытался перенести болезнь на ногах, но это было невозможно, очень скоро он впал в сыпнотифозное забытье. К Врангелю были приглашены врачи — профессора Ушинский и Юрьевич. Супруга барона, Ольга Михайловна, приехавшая из Крыма в срочном порядке, имела медицинское образование и смогла обеспечить хороший уход: например, она велела сжигать всю снятую с больного одежду, опасаясь платяных вшей. Сохранилась полулегендарная история о том, как супруге Врангеля объявили о его близкой кончине. Барона исповедовали, и ему стало легче, он пошел на поправку. Правда, в дальнейшем соратники Врангеля беспокоились, что он не сможет руководить армией из-за осложнения на сердце [532] ЦДНИРО. Ф. 12. Оп. 3. Д. 1312. Л. 25, 26. .

Давайте заглянем в белый город в эпоху сыпняка и прогуляемся по Ростову-на-Дону вместе с В. Ветлугиным.

Описывая повседневность в Ростове-на-Дону, литератор отмечает, что постоянная угроза заболеваний превращает жизнь в некий «пир во время чумы», когда люди перестают верить в то, завтрашний день наступит, а потому окунаются в пьянство, наркотики и разврат. Мораль больше не существовала, так как люди жили в ожидании скорой смерти. Ветлугин даже делает ироничное предположение о том, что насекомые, переносящие тиф, переносят и стремление к распутству. «Начинались афинские ночи, при участии седовласых профессоров, многосемейных политиков, невинных девушек. Готовясь к неизвестному, жуткому неизбежному, люди всех возрастов и положений порывали с тем, что составляло будто бы железный стержень прежней баснословной жизни. Проходило два-три месяца, и, попадая в счастливые удержавшиеся страны, участники афинских ночей в сношениях с иностранцами, с людьми другой, „не нашей“ эвакуации, полностью возобновляли старую мораль» [533] Ветлугин А. Герои и воображаемые портреты. С.176 URL: https://vtoraya-literatura.com/publ_845.html . . Люди понимали близость смерти, теряли моральные ориентиры. Смерть была повсюду.

Народ умирал настолько часто, что было страшно спрашивать у знакомых о благополучии кого бы то ни было: велика была вероятность, что он или умер, или в бреду накануне кризиса, или заболел… Боясь насекомых, почти все женщины остригли волосы, поэтому обычным делом во всех учреждениях было видеть дам в чепчиках. Вероятно, это было очень угнетающе, — видеть, как у женщин отнимали их женственность, и это тоже было чертой эпохи сыпняка.

В целом описание у Ветлугина Ростова-на-Дону похоже на зарисовки Петербурга у А. Ахматовой: это тоже город-призрак. Подобно тому как Ахматова описывала бывшую столицу после революции как тень прежнего города, где дух прежней роскошной жизни чувствовался лишь в ободранных афишах и запахах бывших магазинных помещений, в Ростове Ветлугина — такая же давящая и апокалиптическая атмосфера. «Синематографов больше нет, — пишет Ветлугин. — Остались вывески, на лохмотьях плаката различаю: „Пренс женится — сильно комическая“, — а из двери осточертевший запах карболки, и весь тротуар пред зданием в соломе, кишащей вшами»… По улице сложно пройти, и литератор описывает, как прохожие в ужасе перебегают на другую сторону, отряхиваются, осматривают друг друга и мчатся домой принять ванну, — у кого она есть. Здания кинематографов в Ростове были переоборудованы для лазаретов: из некогда изящных зрительных залов выломаны стулья и пол, на полу — матрацы и покрывала, кишащие насекомыми. Все это поставило крест на нормальной жизни. Смерть была повсюду. «За одно сегодняшнее утро по „весьма секретной сводке Освага“, лежащей на столе каждого кафе, привезено на вокзал и остается неразгруженными 7000 тифозных, из них „невыясненное количество замерзших“», — пишет В. Ветлугин. Обратим внимание, что руководство в белых городах сталкивается с теми же проблемами, что и большевики: вокзалы — рассадники тифа, железная дорога — путь сыпняка, помещений не хватает, больницы и все прочие здания переполнены.