Евгений Сергеев - Большая игра, 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

Даже если допустить на минуту, что Россия потерпела бы поражение в очередном вооруженном противостоянии с Турцией в 1878 г., вполне очевидно, что Российская и Британская империи продолжили бы борьбу в Центральной и Восточной Азии с еще большой интенсивностью. В то время как ставки в русско-турецком соперничестве касались главным образом юго-восточной Европы, Кавказа и отчасти Ближнего Востока, Россия и Британия стремились «переформатировать» всю Евразию в соответствии с представлениями их властных элит о мировом порядке. Следует подчеркнуть, что эти представления базировались прежде всего на имперских интересах, которые кардинально отличались от химерических устремлений коронованных членов Священного Союза к поддержанию монархической солидарности после завершения Наполеоновских войн. Неслучайно поэтому, А.М. Горчаков, который занял пост министра иностранных дел весной 1856 г., докладывал Александру II: «Перед Россией в Европе не стоит крупных задач, зато в Азии перед ней открывается громадное поле деятельности». Примечательно также, что император поддержал точку зрения министра, сделав пометку на полях меморандума: «Я с этим совершенно согласен» [70].

В этой связи отметим, что к середине 1850-х гг. комбинация сразу нескольких значимых факторов оказала решающее влияние на эволюцию англо-русских отношений, вызвав к жизни Большую Игру, несмотря на то, что само понятие Great ( Grande ) Game, как уже было сказано выше, появилось в письмах А. Конолли десятилетием раньше. К числу этих факторов надо отнести, во-первых, окончание в 1859 г. Кавказской войны, которое фактически оставило не у дел закаленные в боях русские экспедиционные войска, готовые к военным кампаниям на других театрах. Во-вторых, мощное восстание сипаев в 1857–1858 гг., вынудившее Уайтхолл приступить к пересмотру всей политики Великобритании в Азии, включая систему колониального управления Индией. В-третьих, вторую опиумную войну англофранцузских сил против Цинской империи в 1856–1860 гг., которая способствовала началу раздела территории Китая на сферы влияния между великими державами. В-четвертых, борьбу шаха Персии и эмира Афганистана за Герат в 1856–1857 гг., вызвавшую прямое вооруженное вмешательство англичан в ситуацию на Среднем Востоке. В-пятых, кульминацию британской торговой экспансии на азиатских рынках, которая почти совпала по времени с вступлением России на путь индустриальной модернизации, значительно ускоренной либеральными реформами императора Александра II. Наконец, нельзя забывать и о роли Гражданской войны в США 1861–1865 гг., результатом которой явилось серьезное сокращение экспорта хлопка-сырца в Европу, что заставило державы приступить к поискам источников ценнейшего сырьевого продукта в Северной Африке, а также на Ближнем и Среднем Востоке. Необходимо также указать на воздействие первого всемирного экономического кризиса 1857–1858 гг. на экономику европейских государств, и особенно Великобритании, поскольку английские фабриканты и торговцы стремились выйти из него путем открытия азиатских рынков для сбыта своей продукции, чтобы компенсировать возникший дефицит платежного баланса в торговле с континентальной Европой и США [71]. В то же время на протяжении всей второй половины XIX в. деспотические режимы Центральной и Восточной Азии, за исключением Японии, также приступившей, хотя и несколько позднее, к перестройке экономики и общества в результате так называемой революции Мэйдзи, безнадежно отставали от большинства государств Европы и Северной Америки, обрекая себя на постепенную утрату суверенного статуса в международных отношениях.

Ключевым аспектом Большой Игры, по нашему мнению, стало использование Британией и Россией различных сценариев вовлечения азиатских стран и народов в процесс индустриальной модернизации. Учитывая этот, ранее практически неизученный специалистами ракурс англо-русского соперничества, нетрудно прийти в выводу об ошибочности отнесения верхней хронологической границы Большой Игры к периоду после 1907 г. Речь в частности идет о том, что некоторые исследователи приводят аргументы, свидетельствующие о ее продолжении вплоть до 1917 г., когда большевистское правительство разорвало все прежние дипломатические соглашения. К примеру, американская исследовательница Дженнифер Сигел не склонна рассматривать англо-русскую конвенцию 1907 г. в качестве дипломатического шага, положившего конец Игре. Она указывает на то недовольство, которое выражала часть властных элит, особенно военных, в России и Великобритании по отношению к этому документу, стремясь саботировать выполнение его статей. Сигел пишет, что для обеих стран «соглашение 1907 г. оказалось не решением, а временным мостом над пропастью, которая разделяла британские и русские цели в Центральной Азии». Характерно, что одна из глав ее книги получила название: «Смерть англо-русского соглашения в 1914 г.» [72]Близкую изложенной выше оценку можно найти в работе британского историка-востоковеда Аластера Лэмба, который также утверждает, что после 1907 г. «игра не закончилась, хотя и заняла второстепенное место в британском дипломатическом календаре» [73].

Еще более некорректным выглядит мнение другой группы специалистов, утверждающих, что Большая Игра подошла к концу лишь в 1947 г., когда англичане вынуждены были предоставить независимость государствам на территории полуострова Индостан [74]. Необоснованной выглядит и датировка окончания Игры, связанная с урегулированием англо-русско-цинского конфликта вокруг Памира в 1895 г. [75]И уж совсем странной представляется точка зрения части современных авторов, правда, в основном неспециалистов, о том, что соперничество России и Британии продолжалось весь XX век. «Большая Игра не завершилась вместе с уходом англичан из Индии в августе 1947 г. Да этого и не ожидали представители ее колониальной администрации», — пишет, например, упоминавшийся выше П. Бробст [76].

Наше исследование показывает, что действительное окончание Большой Игры было обусловлено так называемой дипломатической революцией 1902–1907 гг., когда выход Великобритании из «блестящей изоляции», возникновение Антанты и провал планов Германии воссоздать военнополитический союз континентальных европейских держав в противовес морским нациям коренным образом изменили расстановку сил в Старом Свете и мире [77]. Эти события стали поворотными моментами во внешней политике Британской и Российской империй, которые столкнулись с новыми внутренними и внешними вызовами, беспрецедентными для XIX в. Как справедливо подчеркивал в своих воспоминаниях Ф. Янгхазбенд, с этого момента Великобритании надо было опасаться не территориальных захватов какой-либо из держав, а экспансии идей, которые могли разрушить систему ее колониального управления [78].