Владимир Шишкин - Королевский двор Франции в эпоху Возрождения

Трудно себе представить, чтобы будущая королева Наваррская могла позволить себе неподобающее ее рангу поведение при дворе, находясь при этом под неустанным наблюдением своей матери и братьев-королей, Карла IX и Генриха III. В своих Мемуарах , повествуя о смерти фрейлины м-ль де Турнон во время путешествия по Фландрии в 1577 г., Маргарита особо отметила роль в ее печальной судьбе слишком строгой матери, гофмейстерины графини де Руссильон, и тем самым невольно нарисовала нам портрет Екатерины Медичи, действительно очень жесткой по отношению к своим младшим детям [1409] Маргарита де Валуа. Мемуары. Избранные письма. Документы. С. 64, 118. . Знал ли обо всем этом наш автор? Не мог не знать, ибо перед нами человек, вхожий ко двору. Значит, истина была искажена им намеренно, в пользу главной цели « Сатирического развода » — обличить нравы королевской семьи Бурбонов и ее окружения, королевского двора, которые, по его мнению, не изменились со времен Валуа. Наш автор и не стремился приводить только правдивые сведения, которые бесспорно знал, но при этом умело перемежал их со слоями вымысла, создавая ядовитую легенду с целью дискредитации нравов королевской фамилии, двора и в целом монархической власти.

Несмотря на явную близость ко двору, скорее всего, наш анонимный автор не являлся непосредственным свидетелем драматических событий 1585–1587 гг. в жизни Маргариты: во всяком случае, судя по тексту памфлета, он уже вынужден был придумывать истории про Маргариту и пользоваться различными слухами. Так, он упоминает про некое письмо Генриха III Генриху Наваррскому по поводу королевы Наваррской, написанное якобы сразу после Аженских событий осени 1585 г.: « Король, ее брат, узнав о ее бегстве [в Овернь]…. написал мне, что если бы я последовал его совету прибыть в Париж и обращался бы с женой, как она заслуживает… я не пребывал бы в печали, а он — в беспокойстве от этих тревог » [1410] Divorce satyrique. P. 7. . На деле этого послания наверняка не существовало. Во всяком случае, в опубликованной переписке Генриха III за этот период времени оно отсутствует: между августом 1585 г. и февралем 1586 г. король вообще не направлял писем своему зятю, поскольку сам пытался договориться с сестрой [1411] Lettres de Henri III. T. VII. P. 285. . Потом, наш автор явно из вторых рук знает детали отъезда Маргариты в замок Карла, ее ареста в замке Ибуа и переезда в крепость Юссон. Ему ничего не известно об истинных причинах получения Маргаритой свободы в феврале 1587 г., и он импровизирует перед читателями, выдерживая логику и форму своего повествования, потому что говорит о неотразимых чарах пленницы в отношении коменданта крепости маркиза де Канийака, не упоминая при этом по настоящие чары — деньги и солдат герцога де Гиза, пришедших на помощь королеве Наваррской [1412] Divorce satyrique. P. 9. .

Однако он явно находился при дворе в 1605 г., когда Маргарита вернулась в Париж по приглашению Генриха IV, поскольку подробно описывает убийство ее приближенного Дата Сен-Жюльена и последующую казнь виновника — сеньора де Вермона (1606), равно как появление ее нового фаворита — сеньора де Бажомона (1607 г.; отсюда точная датировка памфлета) [1413] Divorce satyrique. P. 13. . Он также пишет с раздражением, что двор королевы в отеле Санс вынужден содержать король, равно как ее многочисленные благочестивые расходы на монастыри и приходы [1414] Divorce satyrique. P. 14. . По его мнению, это показная набожность должна вызывать осмеяние и осуждение у парижан, знающих дурную репутацию этой дамы. Налицо желание памфлетиста угодить определенного рода публике, оказав влияние на общественные настроения. Он явно не в курсе настоящих, политических причин возвращения Маргариты, потому что пишет, что « она сама решила вернуться », чтобы влиться в порочный мир двора, с полного позволения короля, репутация которого полностью соответствует репутации его первой жены [1415] Divorce satyrique. P. 13. .

Таким образом, мы склоняемся к мысли, что автор этого памфлета — скорее монархомах, чья молодость пришлась на Гражданские войны, и который так и не смог найти свое место в эпоху мирного времени. Не исключено, что памфлетист мог быть на службе графа Оверньского, мстящего таким образом из своего заключения, или у кого-то из семьи Гизов, потерявшей все свое влияние вместе с надеждой на трон. Хотя не исключено, что памфлет написал отвергнутый королевой писатель, чья творческая карьера не сложилась по каким-то причинам. Так или иначе — перед нами сатирическая биография не столько Маргариты де Валуа, сколько Генриха Наваррского — Генриха IV, и, по иронии судьбы, по сути, первое биографическое сочинение о них обоих, причем, написанное при жизни бывших супругов.

Этот политический памфлет, который мы вправе рассматривать как самое яркое антикуриальное, антимонархическое и тираноборческое произведение рубежа XVI и XVII вв., явившееся следствие Религиозных войн и запоздалым ответом на возобновление политики абсолютизма, свидетельствовал также о том, что антикуриальные настроения продолжали быть частью французской общественно-политической мысли. « Сатирический развод », наряду с другими публицистическими сочинениями, стал орудием политической борьбы, которая активно продолжалась при дворе первого Бурбона, и был рассчитан на распространение прежде всего среди придворных. Само его появление доказывает в том числе, что институт двора к моменту появления этого памфлета был полностью восстановлен, воспринимался как продолжение двора Валуа, а общество двора и его главные акторы являлись полноценным объектом для критики.

Французский королевский двор XVI в. как институциональное системное явление, профессиональная корпорация, никогда не становился предметом специального изучения. В какой-то мере это объясняется интересом научного сообщества к социальным и церемониальным сторонам его функционирования, связанным с основными исследовательскими тенденциями в отечественной и западной историографии. Отталкиваясь от рассмотрения эволюции главных системных элементов куриального института — его структуры, должностной номенклатуры, подразделений, функциональных обязанностей, субординационных связей, мы попытались показать, что он формировался под непосредственным влиянием внутренних и внешних социально-политических, правовых и отчасти культурных факторов. Полученный результат позволяет нам говорить о дворе XVI в. как о позднесредневековом, Ренессансном по форме дворе, самом авторитетном институте власти и управления Французского королевства, сформировавшем общество двора как элитарную социальную конструкцию и профессиональную корпорацию гораздо ранее времени, о котором писал Н. Элиас. Это общество, как и Ренессансный двор, можно называть обществом переходного периода, поскольку оно находилось в процессе трансформации от феодальных форм к модели Etat moderne , разделяя в то же время традиционные представления о куриальной службе, подчеркивающие личностный характер связей с монархом. Очевидно, что оно являлось результатом эволюции общества предыдущих средневековых дворов, и в тоже время было более профессиональным, высокоформализованным, самодостаточным, обеспечившим завершение этой трансформации, равно как институциональную и социальную преемственность: двор Бурбонов XVII в. стал его непосредственным порождением.