Татьяна Тимофеева - Семейная история. Книга 1

Фёдор изо всех сил пытался выбраться из бедственного положения, в которое его столкнуло непростое время. Трудолюбивый, даже начитанный, серьёзный и спокойный, рано повзрослевший, он брался за разную работу, смог получить специальность и был какое-то время бухгалтером колхоза в кабардинском селении. Но пришлось переехать из родного села. Ему, сыну «кулака», удалось избежать репрессий, но о бывшем благосостоянии в семье, где родились два сына, пришлось окончательно забыть. В годы страшного голода 1932-33 годов супруги с маленьким сыном Александром[92] едва выжили. Но и дальше приходилось существовать, оглядываясь на прошлое, в постоянном смятении под угрозой «раскулачивания», хотя после разорения когда-то богатого хозяйства брать с молодой семьи было совершенно нечего.

Ещё трагичнее сложилась судьба Матвея Прокофьевича Дьякóва[238], сына старшего брата Афанасия Прокофия Ивановича и двоюродного брата Фёдора Афанасьевича. Он был арестован и расстрелян 23 октября 1937 года «за активную антисоветскую агитацию» [376] http://lists.memo.ru/d11/f454.htm . . Арестовали и мужа сестры Фёдора, «тёти Насти»[253], Бориса Кудрявцева[252], председателя станичного Совета. На долгие годы вынужден был бежать из станицы его старший сын Александр[88]. А у Анастасии и Фёдора в это же время, 10 ноября 1936 года, родился младший сын Анатолий [377] Отец Светланы и Ларисы Дьякóвых. [94]. Возможно, всё это и заставило Фёдора с семьёй срочно уехать в 1937 году из родной станицы в Кабардино-Балкарию, в село Благовещенское, где они прожили до самого его ухода на фронт Великой Отечественной войны в 1942 году. «Семья наша, как и многие другие в то время, жила под воздействием какого-то гнетущего чувства страха, в предчувствии нависшей опасности. Каждую минуту существования людей отравлял этот унизительный, никогда не отпускавший страх», – горько пишет А. Ф. Дьякóв [378] Дьякóв А. Ф. «Да будет свет…». С. 29. .

Отец Анастасии Дьякóвой, Андрей Иванович Акулов, тоже не питал иллюзий по отношению к установившейся власти, но противоречить ей не стал. После разгрома деникинцев он собрал в одночасье свои пожитки, уехал из Марьинской и всю жизнь проработал лесничим во Владикавказе – даже носил форму. А. Ф. Дьякóв вспоминал, что его деда знали и уважали местные жители, он умел общаться и с представителями местных народов, и с казаками, и с «пришлыми»: «Андрей Иванович хорошо знал нравы и традиции местных народов, их историю, национальных вождей и героев, поражал доскональным знанием родословной многих горских княжеских родов» [379] Там же. С. 23–24. . Хотя всю свою долгую жизнь старый воин отличался живым и непокорным характером. Но он был «начисто лишён таких людских пороков, как жадность, стяжательство, равнодушие, злоба и ненависть» [380] Там же. С. 50. .

Великая Отечественная война, которую семья Фёдора Дьякóва встретила в Благовещенском, быстро дотянулась до Северного Кавказа: уже к июлю 1941 года сюда подошли немцы. В стране повсеместно проходила мобилизация – и вновь Родина нуждалась в казаках как умелых и храбрых воинах. Может быть, Фёдор мог бы и не попасть на фронт – его сын Анатолий пишет о брони. И тут же без прикрас описывает, увы, нередкую жизненную ситуацию, когда местный военком приказал бухгалтеру Дьякову выписать ему хрома на сапоги. Фёдор Афанасьевич отказался – и через три дня его мобилизовали. Анатолий Фёдорович не увязывает чересчур жёстко эти два события, но и не скрывает их вероятную взаимосвязь… Пятилетний сын только и запомнил, как отец, не торопясь, тщательно заматывал ноги в портянки на пороге дома, словно желая сказать ещё что-то домашним, но так и не сказал.

В апреле 1942 года под Ростовом-на-Дону пулемётчик Фёдор Дьякóв получил тяжёлое проникающее ранение лёгкого. Его успели довезти до госпиталя в Прохладном – это бывшая казачья станица в 60 километрах от Благовещенского. Все эти километры успела пройти и его жена Анастасия – муж умер у неё на руках. В мае 1942 года Фёдора похоронили на кладбище в Благовещенском, а вскоре село заняли немцы и выгнали вдову с мальчиками на улицу. Анастасия Андреевна, потеряв всё, к октябрю 1942 года решила пробираться в родные места, вернуться в Марьинскую – всё же дома можно было опереться на поддержку родных. Всего 36 лет было молодой вдове и замуж она, как и тысячи казачек с такой же горькой долей, более не вышла. Но горе не согнуло эту гибкую, обаятельную женщину и не заперло её душу на замок. Она всеми силами старалась казаться сильной, независимой, временами была даже до заносчивости гордой и весёлой. А по ночам, ранимая по натуре, плакала в подушку – и слышали её плач только сыновья. Младший, Анатолий, навсегда запомнил какую-то особенную пронзительность облика матери, но в то же время её постоянную стойкость и главное желание – поднять сыновей.

Старший сын, 15-летний Александр, как и другие его ровесники, повзрослел в одночасье, в полной мере желая разделить с матерью горе от потери отца и заботы о хозяйстве и выживании. До войны он успел вступить в комсомол, и теперь Анастасия была в страхе, что кто-либо донесёт оккупантам об этом. Анатолию же едва исполнилось 6 лет. Когда они вернулись в Марьинскую, оказалось, что такие же мальчишки, подростки, старики – единственные мужчины в селе, все остальные воевали в Красной Армии. Никакие несправедливости «расказачивания» не смогли убить в душах казаков чувства патриотизма и любви к Родине. Немцы-оккупанты чувствовали глухое неприятие местного населения и жестоко расправлялись с теми, кто мог представлять для них угрозу. Любимая тётя Анатолия Дьякóва, «тётя Настя», Анастасия Кудрявцева, овдовевшая после расстрела мужа большевиками, пешком ходила из Марьинской в Пятигорск с надеждой узнать что-либо о судьбе сына… Двоюродный брат Александра и Анатолия, 17-летний Николай Кудрявцев[89] был расстрелян в самый канун нового, 1943 года вместе с несколькими односельчанами. Немцы находились в Марьинской до 13 января 1943 года.