Виктор Таки - Россия на Дунае. Империя, элиты и политика реформ в Молдавии и Валахии, 1812—1834 [litres]

Способствуя расширению сферы российского влияния без территориальных аннексий, реформы 1829–1834 годов сыграли значительную роль в политической эволюции Молдавии и Валахии в XIX столетии. Во-первых, реформы представляют собой важную стадию в конфликте разных группировок местных элит, который наблюдался в 1820‐х годах. Во-вторых, институционные преобразования этого периода способствовали становлению современной румынской государственности. В культурной сфере период временной российской администрации в княжествах сообщил важный импульс вестернизации молдавских и валашских элит и в конечном счете способствовал возникновению румынского национализма. Все эти аспекты демонстрируют значимость реформ 1829–1834 годов в российско-румынских отношениях.

Однако, несмотря на его масштаб и значимость, взаимодействие Российской империи с элитами Молдавии и Валахии остается в тени российских связей с другими балканскими народами [10] См.: Jelavich B. Russia’s Balkan Entanglements, 1806–1914. New York: Cambridge University Press, 1991. Российская политика в княжествах в конце 1820‐х – начале 1830‐х гг. довольно бегло рассматривается в: Jelavich B. Russia and the Formation of the Romanian Nation-State, 1821–1878. Bloomington, IN: Indiana University Press, 1984. Значительно большее внимание в англоязычной историографии уделено российской политике в Болгарии спустя полстолетия. См.: Black С. The Establishment of Constitutional Government in Bulgaria. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1943; Durman K. Lost Illusions: Russian Policies Towards Bulgaria, 1877–1878. Uppsala: Uppsala Studies on the Soviet Union and Eastern Europe, 1988; Vinkovetsky I. Strategists and Ideologues: Russians and the Making of Bulgaria’s Tarnovo Constitution, 1878–1879 // Journal of Modern History. 2018. Vol. 90. No. 4. P. 751–791; Rekun M. How Russia Lost Bulgaria, 1878–1886. Empire Unguided. Lanham: Lexington Books, 2019. . Освещение политики временной российской администрации в российской прессе конца 1820‐х – начала 1830‐х годов было весьма скупым и не может сравниться ни с предшествовавшим ей интересом российской публики к Греческому восстанию, ни с последующей озабоченностью российского общественного мнения судьбами Сербии и Болгарии [11] Prousis T. Russian Society and the Greek Revolution. DeKalb, IL: Northern Illinois University Press, 1994; Milojkovic-Djuric J. Panslavism and National Identity in Russia and the Balkans, 1830–1880: Images of the Self and Others. Boulder, Colo.: East European Monographs, 1994. . В своих отношениях с южными славянами во второй половине XIX века российское правительство и российское общество не извлекли уроков из отношений с молдавскими и валашскими элитами на предыдущем этапе. Примечательно также и то, что данный пробел характеризует и современную историографию Российской империи, несмотря на разнообразие ее тематики и несомненный интеллектуальный динамизм [12] Kappeler A. The Russian Empire: A Multiethnic History. Harlow, UK: Pearson Education, 2001; Lieven D. Empire. The Russian Empire and Its Rivals. New Haven, Conn.: Yale University Press, 2001; Kivelson V., Suny R. Russia’s Empires. New York: Oxford University Press, 2017; Герасимов И., Могильнер М., Глебов С. , при участии Семенова А. Новая имперская история северной Евразии. М.: Новое литературное обозрение, 2017. Т. 1–2. .

Данная книга стремится восполнить это упущение. В ней повествуется о взаимодействии континентальной империи с элитами двух румынских княжеств, стратегически расположенных на нижнем Дунае. Несмотря на превращение Молдавии и Валахии в вассалов Османской империи к началу раннемодерного периода, княжества постоянно служили театром военных действий между османскими, австрийскими и польскими войсками, а их элиты испытывали на себе различные культурные и политические влияния. Превращение России в важного игрока в Черноморском регионе к началу XVIII столетия повлекло за собой целую серию Русско-турецких войн, в ходе которых российские войска всякий раз занимали территорию Молдавии и Валахии. Стремясь разрушить Османскую империю или превратить ее в удобного «слабого соседа», восточная политика России неизменно требовала гегемонии в княжествах, поддержание которой оказалось непростой задачей.

Несмотря на славу Молдавии и Валахии как житниц Константинополя, российские полководцы испытывали трудности с обеспечением своих войск продовольствием и фуражом без озлобления местных жителей. Разрушения, вызванные военными действиями, порой способствовали эпидемиям, которые косили российские полки и местное население, а также угрожали самой Российской империи. Стремясь справиться с этими вызовами, российские военные в конце концов были вынуждены вовлекаться в вопросы внутреннего управления княжеств и, вместе с тем, в конфликты различных группировок местных элит. Будучи умудренными столетиями выживания в пограничной зоне, молдавские и валашские бояре демонстрировали редкостную способность манипулировать официальной российской риторикой покровительства православным единоверцам.

Настоящее исследование освещает политику временной российской администрации, сформулированную и осуществленную в ответ на эти многочисленные вызовы и оставившую важное политическое и культурное наследие в последующих российско-румынских отношениях. В более широком плане данная книга демонстрирует, что Молдавия и Валахия были ключевой площадкой формирования восточной политики России, которая на протяжении XIX века способствовала превращению европейской части Османской империи в привычную современному читателю Юго-Восточную Европу, состоящую из малых национальных государств. Наконец, российско-румынское взаимодействие первой половины XIX столетия предвосхитило многие проблемы, от которых впоследствии страдали как Российская империя, так и Советский Союз в отношениях с малыми нациями, расположенными вдоль западных и южных пределов страны.

На протяжении последнего столетия историки проанализировали различные аспекты политического и культурного развития Молдавии и Валахии и окружающего их региона в конце XVIII – начале XIX века [13] Lebel G. La France et les Principautés Danubiennes (du XVIe siècle à la chute de Napoléon 1er). Paris: Presses Universitaires de France, 1955; Heppner H. Austria și Principatele Dunărene (1774–1812): O contribuție la politica Sud-Est Europeană a Habsburgilor. Cluj-Napoca: Editura Universitară Clujeană, 1999; Гросул Г. С. Дунайские княжества в политике России, 1774–1806. Кишинев: Штиинца, 1975; Florescu R. The Struggle against Russia in the Romanian Principalities. A Problem in Anglo-Turkish Diplomacy, 1821–1854. Iaşi: The Center for Romanian Studies, The Foundation for Romanian Culture and Studies, 1997. . Как западные, так и восточноевропейские историки исследовали социальные и этнические трения внутри молдавского и валашского боярств, а также конфликты между боярством и господарями вокруг распределения властных полномочий и контроля над крестьянством [14] Filitti I. Frământările politice în Principatele Române de la 1821 pînă la 1828. Bucureşti: Cartea Româneasca, 1932; Platon A. - F., Platon G. Boierimea din Moldova în secolul al XIX-lea. Context european, evoluţia socială şi politică. Date statistice şi observaţii istorice. Bucureşti: Ed. Academiei, 1995. . Румынские историки также рассмотрели процесс культурной вестернизации господствующих классов Молдавии и Валахии, чей политический дискурс в этот период все чаще апеллировал к исторической традиции, патриотизму и необходимости политических реформ в соответствии с принципами Просвещения [15] Eliade P. Influența franceza asupra spiritului public în România. București: Humanitas, 2000; Djuvara N. Între Orient şi Occident. Ţările române le începutul epocii moderne. Bucureşti: Humanitas, 1995 ; Georgescu V. Political Ideas and Enlightenment in the Romanian Principalities, 1750–1830. Boulder, Colo.: Eastern European Quarterly, 1971. .