Джон Келли - Черная смерть. История самой разрушительной чумы Средневековья

В работе « О термоядерной войне », еще одном памятнике литературы о холодной войне, теоретик Герман Кан оценивает уровень потерь в 50 процентов в случае применения ядерного оружия обеими сторонами как недопустимо высокий [484] Герман Кан, On Thermonuclear War (Принстон: Princeton University Press, 1961), с. 30. . В 1348 году в маленьком Авиньоне скончался каждый второй житель.

В Париж, в котором насчитывалось восемьдесят четыре врача, двадцать шесть хирургов общего профиля и девяносто семь цирюльников, чума пришла в один летний день, задержалась больше чем на год и побудила сорок шесть магистров медицинского факультета Парижа написать одну из самых известных научных работ о Черной смерти [485] Корнелиус О’Бойл «Surgical Texts and Social Concepts: Physicians and Surgeons in Paris, с. 1270 to 1430» в Practical Medicine from Salerno to the Black Death , изд. Л. Гарсиа-Баллестер, Роджер Френч, Джон Аррисабалага и Эндрю Каннингем (Кембридж: Cambridge University Press, 1994), с. 158. .

Средневековую медицину часто рассматривают как разновидность средневековых пыток, но чума пришла в эту область науки в важный поворотный момент. За пределами монастырей, где все еще учили по нескольким сохранившимся классическим трактатам о флеботомии (кровопускании), акушерстве и пульсе, медицина в раннем Средневековье представляла собой некое сочетание народной мудрости, магии, суеверий и ремесла. В той степени, в которой практикующий врач девятого века занимался профессиональной рефлексией, он считал себя ремесленником, как плотник или мясник, и, по сути, им и являлся. Специализированные термины, такие как «врач» и «хирург», не существовали до десятого века, а официальных медицинских школ не было почти до тринадцатого века. В период раннего Средневековья единственным отдаленно научным доступным инструментом было то, что мы могли бы назвать анализом мочи. Целитель нюхал и визуально оценивал мочу пациента, а затем ставил диагноз. Один немецкий целитель был настолько искусным в этой процедуре, что, когда герцог Баварский попытался выдать мочу беременной служанки за свою собственную, целитель объявил, что «в течение недели Господь совершит неслыханное чудо и герцог родит сына!» [486] Майкл Макво, «Bedside Manners in the Middle Ages», Bulletin of the History of Medicine 71, вып. 2 (1997), с. 203. .

По сравнению со своими несведущими предшественниками практикующий врач четырнадцатого века был образцом просвещенного научного профессионализма. Как заметил Чосер в «Кентерберийских рассказах»:

И еще:

Медицинский работник, описанный Чосером, был, как купец и нотариус, продуктом новых городов, где процветание и рост населения создали живой спрос на медицинское обслуживание. «Лучшего специалиста» в сфере медицины выгодно отличало так называемое «научное» обучение, которое высмеивал Чосер [488] Луис Гарсиа-Баллестер, Введение, в Гарсия-Баллестер и др., Practical Medicine from Salerno to the Black Death , с. 10. . Новый галенизм, как часто его называли, был основан на новой интерпретации и расширении классической медицины арабскими врачами, такими как Авиценна (« Канон» ), Хали Аббас (« Пантегни ») и Разес. У европейских ученых, привыкших к ситуативному, ремесленному характеру западной медицины, труды арабских врачей, которые начали переводиться в конце XI века, вызвали удивление. Опираясь на Аристотеля, Гиппократа и особенно Галена, арабы превратили медицину в сложную интеллектуальную дисциплину. Подобно древним западным областям науки, таким как право и теология, арабо-греческая медицина имела объединяющий набор философских принципов, логическую, последовательную структуру и интеллектуальное постоянство информации. Благодаря теории о четырех жидкостях, созданной Гиппократом и расширенной и развитой Галеном, искусные арабы могли объяснить что угодно, от язвы и эпидемий до опасностей горячего влажного воздуха. Талантливые арабские врачи также познакомили Запад с рядом новых интересных диагностических методов, в том числе с фирменным инструментом средневекового врача – астрологией. В трактате начала тринадцатого века под названием De urina non visa – «О невидимой моче» – Уильям Английский заявил своим коллегам, что теперь они могут обойтись без анализа мочи, поскольку астрология сделала этот метод исследования устаревшим. Умея толковать звезды, утверждал Уильям, можно сказать, что содержится в моче пациента, не исследуя ее [489] Макво, «Bedside Manners in the Middle Ages», с. 204. .

Однако при всей своей серьезной научной обоснованности у нового галенизма были некоторые существенные недостатки. Наиболее выраженным из них было типично средневековое почитание авторитета, особенно древнего авторитета, в отношении какого-либо исследуемого вопроса. На практике это означало, что, хотя медицинский работник новой формации, описанный Чосером, знал много трудов «великих древних умов» и о том, как их потомки, такие как «Авиценна, Аверроэс, Иоанн Дамаскин и Константин» [490] Чосер, «Рассказ врача». трактовали их, его профессиональные знания в области медицины, по сути, основывались на идеях, которым была уже одна, а то и две тысячи лет. Средневековые студенты-медики очень мало изучали что-то новое, было мало практики, мало возможностей вести непосредственные научные наблюдения. Курсы анатомии предлагались во многих медицинских школах, но поскольку вскрытие не одобрялось церковью, студенты должны были изучать анатомию человека, наблюдая, как препарируют свинью.

Сами медицинские школы были побочным продуктом нового галенизма. Первое официальное академическое медицинское обучение было предложено в городе Салерно на юге Италии, где впервые были переведены труды арабских медиков. Сто пятьдесят лет спустя медицинские школы были открыты в Монпелье, Болонье, Оксфорде, Кембридже, Падуе, Перудже и Париже. И хотя у каждого учреждения был свой индивидуальный стиль – в Париже был известный факультет астрологии, в Монпелье большое количество еврейских учеников, – во всех школах обучение длилось от пяти до семи лет, и преподавалась программа, основанная на новом галенизме [491] Макво, «Bedside Manners in the Middle Ages», с. 204. .