Мария Кича - Династии. Как устроена власть в современных арабских монархиях

При Джабере III стремительно развивалась финансовая сфера. «Kuwait Petroleum Corporation», основанная в 1960 году, выполняла множество функций — от управления стратегическими запасами нефти до выпуска национальной валюты — кувейтского динара. В 1971 году истек срок концессий британских банков — и эмират приобрел контрольный пакет акций Национального банка Кувейта. Прочие кредитные учреждения возникали одно за другим, как грибы после дождя. Крупнейший банк в государстве — Кувейтский финансовый дом — быстро прославился как самый дорогой банковский бренд на Ближнем Востоке. Кредитно-сберегательный банк и Банк недвижимости ориентировались на частных вкладчиков. Промышленный банк и Инвестиционный банк спонсировали нефтяную индустрию и сопутствующие отрасли. Возле столицы была построена огромная промзона Эш-Шуайба, там же заработали заводы по производству цемента, асфальта и необходимых химикатов — например, хлора.

Ас-Сабахи всеми силами поддерживали промышленность — но Кувейт не мог конкурировать с арабскими государствами, которые занимались разными видами производства. Так, Египет, помимо «черного золота», экспортировал другие полезные ископаемые (природный газ, соль, фосфаты, железную руду, уголь) — а также хлопок, текстиль и продукты питания. Кроме того, он оказывал транспортные и туристические услуги. В Кувейте же формировалась «однобокая» экономика. Индустриализация страны подчинялась сугубо нефтяным интересам. Жители эмирата исторически были торговцами, а не производителями. Раньше купцы продавали жемчуг, потом — «черное золото» — и не видели разницы между ними. Пока кувейтские бизнесмены считают себя коммерческими посредниками, а не создателями материальных благ, страна не «слезет» с «нефтяной иглы».

Нефть для Кувейта — это одновременно благословение и проклятье. Все процессы, протекавшие в эмирате, были тесно взаимосвязаны. Конституция 1962 года породила раздутый бюрократический аппарат. Согласно Основному закону, подданным гарантировалась занятость. Но в нефтяной индустрии и сфере услуг трудились экспаты — поэтому кувейтцам оставалось лишь работать в администрации. Правительство являлось крупнейшим работодателем в стране. Однако недисциплинированные и непрофессиональные чиновники проводили в офисах максимум 3–4 часа в день. Документы терялись, отчеты никто не готовил, а на стихийных совещаниях все курили и пытались перекричать друг друга.

Конечно, для кувейтцев такая госслужба выглядела более привлекательно, нежели тяжелый крестьянский труд. В 1990 году в эмирате насчитывалось менее 10 тыс. фермеров на 2 млн населения. Государство инвестировало миллионы в гидропонику — но удавалось собрать лишь скудный урожай помидоров, лука, фиников, огурцов и баклажанов. Рыбные запасы Персидского залива истощились — и в 1970-х годах кувейтский флот в поисках рыбы и креветок рыскал по Красному морю и Индийскому океану, иногда доходя до Атлантики. Казалось, нефть сделает эмират сильным и самодостаточным — но на самом деле он все больше зависел от импорта продовольствия, зарубежных специалистов и т. д.

С подачи Сабаха III правительство решило хранить львиную долю нефтедолларов за границей. В 1976 году был создан Резервный фонд будущих поколений, позже возникли и другие (Фонд общих резервов, династические фонды ас-Сабахов и пр.). В основном Кувейт приобретал элитную недвижимость в США и Западной Европе, а затем и в Азии (особенно в Японии). Первоначальная сумма инвестиций составила почти $ 7 млрд (1976); в дальнейшем она росла. К концу 1980-х годов годовой доход от инвестиций Резервного фонда будущих поколений превысил годовой доход от добычи нефти. В 1990 году совокупная стоимость недвижимости, которой владел Кувейт, перевалила за $ 100 млрд.

Ахиллесовой пятой кувейтской экономики являлся фондовый сектор. Он практически не регулировался законодательно — чиновники просто не понимали, как это делается. У них не получалось адаптировать иностранные законы к кувейтским реалиям. К тому же местные бизнесмены разбогатели — и обожали играть на бирже. В итоге образовалось два фондовых рынка — официальный, который не успевал за бизнесом, и неофициальный — абсолютно неконтролируемый, нестабильный и нелегальный. Последний расположился на рынке Сук аль-Ма-нах, где находилось здание Кувейтской международной инвестиционной корпорации. Его первый этаж сдавался под брокерские конторы.

Торговля акциями на Сук аль-Манах велась согласно арабским традициям. Кувейтские коммерсанты привыкли заключать сделки, основанные на доверии. Взаимных клятв и дружеских объятий хватало, когда товаром были специи, шелк или даже жемчуг — но не когда речь шла о миллионах долларов. Многие покупатели не имели денег и расплачивались чеками, на которых ставилась будущая дата. Каждый купец рассчитывал погасить долг вовремя и заодно нажиться на перепродаже акций. Опыта банкротства ни у кого не было. Кредитный пузырь рос не по дням, а по часам. Курсы акций ползли вверх — на 20 %, 50 %, а то и 100 % в месяц. Это, в свою очередь, привлекало еще больше покупателей. Власти закрывали глаза на Сук аль-Манах — и оттого всем казалось, что правительство спасет ситуацию, если что-то пойдет не так.

За 1980–1981 годы капитализация Сук аль-Манах увеличилась с $ 5 млрд до $ 100 млрд, но «живых» денег никто не видел. Все игроки ворочали виртуальными миллиардами, которые существовали только в их воображении — и на бумаге, без элементарных гарантий и какого-либо обеспечения. Коммерсант Джасим аль-Мутава, например, выписал чеков на $ 14 млрд — естественно, не владея подобной суммой и вряд ли представляя себе, как она выглядит. Европейцы и американцы, узнав об этих махинациях, впадали в глубокий шок — но кувейтцы советовали им не мыслить западными категориями в отношении арабского бизнеса.

В 1982 году объем сделок с акциями составил $6 млрд. Пиковая капитализация обеих кувейтских рынков — официального и неофициального — стала третьей в мире — после США и Японии. Иногда объем торгов на Сук аль-Манах превышал объемы Лондонской биржи.

Все это не могло продолжаться вечно. Сначала упали цены на нефть. Потом новый министр финансов Абдул-Латиф аль-Хамад заявил, что не будет поддерживать фондовый рынок. Наконец, 20 августа 1982 года один держатель чеков, выписанных Джасимом аль-Мутавой, забеспокоился — и принес их в банк, чтобы обналичить, не дожидаясь даты, указанной на чеке. Это противоречило обычаям — но не законодательству. Денег на счете аль-Мутавы, разумеется, не оказалось.

Акции десятков компаний вмиг обесценились — «Gulf Medical», например, рухнули на 98 %. Кредитный пузырь лопнул. Рынок обвалился.

В сентябре по распоряжению министерства финансов все держатели акций — 6 тыс. человек — предъявили к погашению чеки на 9*4 млрд динаров. Эта сумма превышала золотовалютные резервы эмирата. Все банки Кувейта заявили о своей несостоятельности. Среди лиц, предоставивших чеки, оказались министр торговли (который должен был контролировать Сук аль-Манах), депутаты Национального собрания и члены семьи Аль Сабах. Те немногие кувейтцы, которые не пострадали напрямую, пострадали косвенно — ибо экономика погрузилась в рецессию.