Майк Дункан - Буря перед бурей. История падения Римской республики

Но могущество цензоров, желавших наказать Гая за предполагаемое нарушение закона, было ограниченно. В то же время не исключено, что моральное порицание попросту преследовало цель создать фундамент для более серьезных обвинений – обвинений, которые могли относиться к юрисдикции уголовного суда. Воскресив, будто по взмаху волшебной палочки, теорию итальянских заговоров, враги Гая обвинили его в подстрекательстве и помощи в подготовке восстания во Фрегеллах. Проиталийские настроения Гая к тому времени были уже хорошо известны, и сенаторы из числа консерваторов попытались выдать их за подлинное предательство сената и народа Рима. Обвинения, конечно же, были смехотворны, потому как Гай все время, пока длился бунт, оставался на Сардинии, но благодаря им его окутало облако скандала, вынуждая его прибегнуть к ответу. В хрониках об этом говорится очень мало, но известно, что Гай с успехом отверг обвинения и начал готовиться к предначертанному ему избранию трибуном.

Выборы трибунов 123 г. до н. э. выдались особенно агрессивными, ведь основная масса знати мобилизовала своих клиентов помешать избранию Гая. Но перед популярностью фамилии Гракхов и силой красноречия Гая ничто не могло устоять. С окрестных деревень в Рим стали стекаться толпы граждан. Людей было так много, что за несколько дней до выборов им уже негде было встать на постой. Даже открытое для всех Марсово поле вскоре до такой степени заполнила толпа, что людям приходилось располагаться даже на крышах.

Пока Гай участвовал в кампании по выборам трибуна, в комиций, наконец, представили законопроект, предусматривавший ратификацию колонизации Азии, подготовленный когда-то Аквилием. На тот момент после смерти царя Атталы прошло десять лет, а азиатская провинция только сейчас была готова к ратификации. Неожиданная задержка в этом деле возникла после того, как в Рим просочились вести о позорном поведении Аквилия. Помимо прочего, его обвинили в том, что он за взятку провел границу в пользу царя Митридата V Понтийского. И поскольку эти обвинения были на сто процентов справедливыми, все говорило о том, что его признают виновным. Но жюри присяжных Аквилия оправдало. Частично этому поспособствовало несравненное красноречие Марка Антония – восходящей молодой звезды, защищавшего Аквилия в суде. Но свою роль сыграли и деньги, которые тот заплатил членам жюри, – в конечном итоге, он использовал полученную когда-то взятку, чтобы подкупить других и, таким образом, избавиться от обвинений во взяточничестве.

Когда скандал затих и окончательный законопроект о ратификации создания провинции Азия поступил в Народное собрание, Гай выступил категорически против. История умалчивает, что было тому причиной, то ли установленный Аквилием административный режим вызывал у него какие-то особые возражения, то ли что-то еще, но это, вероятно, и не важно. Гай не только хотел использовать вопрос Азии для того, чтобы разнести в пух и прах коррупцию в сенате, но и вынашивал собственные планы в отношении обустройства провинции и желал обеспечить себе незапятнанную репутацию, чтобы их реализовать.

Но хотя проблема Азии и представляла собой благодатную почву для нападок на сенат, у Гая была другая тема, которую он мог использовать по максимуму, – трагическая история его брата. «На ваших глазах, – сказал он, – эти люди забили Тиберия до смерти дубинками, его труп протащили по городу и бросили в Тибр… а друзей, которых там схватили, предали смерти без всякого суда» [77] Плутарх, «Гай Гракх», 3. . Хотя его речь и содержала в себе значительную долю преднамеренных манипуляций, считать ее чистой воды цинизмом нет никаких причин. Ни один римлянин не пренебрег бы возможностью уладить вопрос семейной чести, особенно в подобной публичной манере.

В день выборов Гай без труда одержал победу, в декабре 124 г. до н. э. вступил в должность и бесспорно стал «первейшим из трибунов» [78] Плутарх, «Гай Гракх», 3. – благодаря силе своей репутации и могуществу амбиций.

Размах и глубина его пакета реформ были поистине беспрецедентны. После тщательной подготовки, которая наверняка продолжалась не один год, в 123 г. до н. э. Гай Гракх приступил к исполнению обязанностей трибуна, вооружившись многогранной платформой, задуманной так, чтобы обладать привлекательностью в глазах различных групп населения. Одобренный в полном объеме, его пакет реформ обуздал бы власть сената и восстановил конституционный баланс, описанный Полибием. Позже говорили, что когда Гай довел дело до конца, «после него не осталось ничего непотревоженного, ничего нетронутого, ничего ненарушенного, одним словом, не осталось ничего, что было раньше» [79] Веллей Патеркул, «Римская история», II, 6. .

Но прежде чем приступать к исполнению амбициозных общественно-политических реформ, Гаю необходимо было уладить некоторые семейные дела. Первый представленный им законопроект был нацелен непосредственно на Октавия, того самого трибуна, упрямство которого так поспособствовало гибели Тиберия. Гай представил законопроект, запрещавший человеку, смещенному с должности комицием, в дальнейшем служить магистратом. В случае его одобрения, на публичной карьере Октавия можно было бы поставить крест. Но тут самым примечательным образом вмешалась Корнелия, и Гай отозвал свой законопроект. Некоторые историки считают это дело заранее срежиссированным спектаклем, призванным выставить Гракхов в благожелательном свете и под шумок утвердить принцип, в соответствии с которым Народное собрание при желании может сместить магистрата – что на тот момент еще не было установлено законом.

После этого Гай нацелился на гонителей сторонников его брата. Он заявил, что чрезвычайный трибунал 132 г. до н. э. нарушил принцип верховенства Народного собрания при вынесении смертных приговоров. Желая избежать повторения чего-либо подобного в будущем, Гай представил законопроект, провозглашавший, что учреждать суд сенат может только по получении разрешения комиция. У его членов больше никогда не будет возможности еще раз создать репрессивный трибунал 132 г. до н. э. При этом новый закон не просто гарантировал нелегитимность подобных судов в будущем, но и шел дальше, имея обратную силу. Никаких запретов на придание закону обратной силы не было, и человека вполне могли признать виновным в преступлении, которого в те времена, когда он его предположительно совершил, попросту не существовало. К их числу, например, можно было отнести Рупилия и Лената, возглавивших трибунал 132 г. до н. э. К тому моменту, когда Гай стал продвигать свой обладавший обратной силой закон, Рупилия уже не было в живых, но вот его коллега Ленат здравствовал и преуспевал. Когда закон был принят, опечаленные друзья проводили Лената до врат Рима и он отправился в изгнание.