Майк Дункан - Буря перед бурей. История падения Римской республики

Покончив с этим неприятным делом, диктатор объявил массовый митинг и обратился ко всем гражданам Рима. Как и много раз до этого, он был готов поделиться своими планами, чтобы скрепить всех искренними узами взаимного доверия. Он вышел на трибуну, объявил о сложении с себя полномочий диктатора, сказал, что теперь стоит перед ними в качестве простого римского гражданина, выразил готовность ответить на все их вопросы и претензии. Затем распустил личную стражу и вышел на улицу. Из диктатора Рима он теперь превратился в гражданина Суллу. Но забавным венцом его добровольного отречения от власти стал какой-то мальчишка, последовавший за ним, когда он ушел с форума, и обрушившийся на него с яростной бранью. Войдя в дом и оставив глумливые насмешки позади, Сулла колко бросил: «Из-за таких, как этот юнец, в будущем обладатели диктаторских полномочий не захотят их с себя слагать» [300] Аппиан, «Гражданские войны», I, 104. .

Впрочем, сам он к отречению от власти отнесся всерьез. В 80 г. до н. э. их с Пием избрали консулами, и Сулла, отслужив этот год уже в новой, не диктаторской должности, намеревался двигаться дальше. Когда в 79 г. до н. э. Народное собрание продлило срок его консульских полномочий еще на год, он отказался, принял почетное предложение отправиться проконсулом в Цизальпинскую Галлию. Но в провинцию так и не отправился, поехал на свою загородную виллу в Кампании, завел двор, как и полагается знатному сельскому вельможе, и зажил прежней беспечной жизнью, которую так любил раньше. Принимал в своем театральном сообществе старых друзей, интеллектуалов со всего Средиземноморья, а также видных политических деятелей из любых уголков света. Сулла всегда пристально следил за римскими политиками – как и они за ним, – но его эра, по правде говоря, уже подошла к концу.

Фракцию Суллы в Риме, по большей части, объединяли проводимые им конституционные реформы, но из этого еще не следует, что они были близки по своей сути. Их преданность друг другу проистекала из совместной преданности Сулле и теперь, когда он решил уйти, каждый из них был волен бросить в огород фракции свой собственный камень. Метелл Пий был слишком властен. Помпей слишком надменен. Красс жаден. На политической арене созданная Суллой республика могла сдерживать всю эту полемику в рамках здорового компромисса, но это еще не означало гармонии и согласия.

В перерывах между возлияниями, большую часть времени Сулла сочинял грандиозные мемуары, объясняя и оправдывая в них все свои поступки и слова. Заполнял их подробными отчетами о каждой проведенной им военной кампании, о службе в каждой достававшейся ему должности, детально разбирал общественные дела, которыми занимался, рассказывал, почему дружил со своими друзьями и враждовал с врагами. Цель этого опуса сводилась к тому, чтобы недвусмысленно выставить себя избранником Фортуны, которого можно было обвинить единственно в храбрости, верности и патриотизме. Этот конечный искусный план поставить под контроль события всей своей жизни увенчался невероятным успехом, ведь историки более позднего периода пользовались его мемуарами в качестве одного из основных первоисточников. Да и наше понимание Суллы две с лишним тысячи лет после его смерти в огромной степени зиждется на его собственной версии событий.

Когда Сулла сошел с политической сцены, ему еще не было и шестидесяти лет – человек, конечно, уже далеко не молодой, но и не старик на пороге смерти. Закончив мемуары, он наверняка предвкушал еще как минимум десятилетие наслаждаться почетной отставкой. Его жена Метелла недавно умерла, но он женился опять и новая супруга собиралась вскоре подарить ему ребенка. Вместе с тем, он предчувствовал скорый конец. Сулла описывал сон, в котором «ему явился покойный сын… умоляя отца позабыть о заботах и отправиться вместе с ним к его матери Метелле, чтобы жить с ней в мире и покое» [301] Плутарх, «Сулла», 37. . Однако даже эти тревожные грезы не помешали ему продолжать работу над мемуарами и заниматься текущими делами.

Но когда Сулла в 78 г. до н. э. решал очередной общественный вопрос, его неожиданно хватил удар. Незадолго до этого одного из местных магистратов уличили в краже денег из городской казны, Сулла устроил вору разнос, но в этот момент в его организме что-то лопнуло и изо рта хлынула кровь. Сулла, наверняка став жертвой отказа печени или огромной язвы желудка, рухнул на землю грудой желчи, крови и плоти, после его отнесли домой, где он провел «ужасную ночь» [302] Плутарх, «Сулла», 37. . К утру Луций Корнелий Сулла был мертв.

Когда весть о смерти диктатора достигла Рима, тут же разразились бурные дебаты о том, как на нее реагировать. Некоторые считали, что пришло время покрыть позором всю его карьеру и отказать в праве на посмертные почести. Сулла убивал сограждан и превратился в тирана. Но тут вперед вышел Помпей и возразил, что такой великий человек, как Сулла, вполне заслуживает пышных всенародных похорон и в этом вопросе, на его взгляд, двух мнений быть не может. И погребение действительно устроили с большой помпой. Но это было только начало дебатов о наследии Суллы. В последующие годы то, что человек думал о Сулле, лучше любых слов описывало его характер.

Пепел Суллы захоронили в семейном склепе, а на Марсовом поле в его честь воздвигли монумент. На нем навсегда запечатлели его вечное кредо: «Ни один друг не превзошел его в доброте, как ни один враг в зле» [303] Плутарх, «Сулла», 38. .

Принятая Суллой конституция долго не прожила. В первые годы нового режима верховные правители Рима – в том числе Метелл Пий, Помпей и Красс – ее строго придерживались. Но когда память о диктаторе стала меркнуть, они стали жертвовать его решениями в угоду принципу целесообразности. В конечном итоге, окончательное «урегулирование», автором которого стал Сулла, стало лишь очередной вехой на пути республики к гибели.

Одной из причин, по которым его конституция принесла столь плачевный результат, сводилась к тому, что сторонники поддерживали ее вяло, но ненавистники ненавидели яростно и в полную силу. Проскрипции Суллы породили целый сонм его врагов. Когда резня закончилась, Сулла запретил сыновьям и внукам жертв претендовать на общественные посты. Среди таких семей оказались самые прославленные в Риме, и после того, как им перекрыли путь к публичным должностям, это вызвало непреходящее негодование и обиду. Многие из них участвовали в неудачной попытке мятежа против конституции Суллы, предпринятой в 78 г. до н. э. консулом Лепидом. Бунт быстро подавили, но он наглядно продемонстрировал, насколько хрупким в действительности был установившийся мир. Даже когда с опальных семейств сняли этот запрет и позволили вернуться к общественной жизни, о былом благоговении перед республиканской моралью, и уж тем более об уважительном отношении к конституции Суллы, речь в их случае больше не шла.