Дуглас Смит - Российская миссия. Забытая история о том, как Америка спасла Советский Союз от гибели

Большевики прославили Россию жестокостью. И все же не найти более миролюбивых и безобидных людей, чем крестьяне, которые составляют девять десятых населения страны. Голодая, они безропотно наблюдают за тем, как другие едят. Я никогда не видел голодного бунта или демонстрации ни в одном из российских городов и не слышал ни о чем подобном. Они терпеливо несут свой крест, не пытаясь найти причины своих бед и не тая ни на кого великой обиды [162] ARA/HIA. Box 82. Folder 2. New York Evening Post. 5 Oct 1922. .

Подобные комментарии говорили не столько о природе российских масс, сколько о неосведомленности американских сотрудников гуманитарных миссий. Если бы Келли больше знал о насилии, которое бушевало на российской земле с 1914 года, не говоря уже о масштабной крестьянской войне в революционные 1905–1906 годы и периодических кровавых восстаниях, вспыхивавших в XVIII и XIX веках (Пугачевское восстание 1773–1775 годов, пошатнувшее основы империи Екатерины Великой, стало самым знаменитым примером), он бы понял, что перед ним предстают не живые воплощения русской души, а жалкие остатки поверженного и умирающего народа.

7 января, в православное Рождество, Келли, Белл и Эльперин приехали в бедную лачугу, чтобы навестить мать с четырьмя детьми. Американцы прочитали в газете, что вся семья страдает от тифа, и Белл, неожиданно тронутый историей, отправил им особые пайки с кухни АРА. Семья жила в одной комнате в задней части двора. Едва одетые дети от голода были медлительны и лениво играли с несколькими обрывками цветной бумаги. Они были симпатичными, отметил Келли, но “очень бледными и совершенно лишенными эмоций – никак не реагируя на наш визит, они просто глазели на нас” [163] William J. Kelley Papers/HIA. Extracts from the Letters of William J. Kelley. P. 17–22. . Их мать была одета в лохмотья. Плача, она объяснила, что обменяла одежду на еду и сожгла всю мебель, чтобы обогреть дом. Ее муж лежал в больнице с тифом. Уже несколько дней семья голодала, сидя в холодном доме.

Келли описал увиденное в письме Джейн:

Когда надежды не осталось, они начали молиться, потому что маленькая девочка заверила ее [мать], что Бог услышит их молитвы. Затем появилось американское продовольствие, а вместе с ним и обещание, что продукты будут поставляться и дальше, пока дети не окрепнут, чтобы самостоятельно ходить на кухню. Мы успокоили ее как могли и вечером в качестве рождественского подарка отправили ей свитера, носки и одеяла из наших небольших запасов, сформированных Красным Крестом. Бедная женщина дважды падала на колени и пыталась поцеловать Беллу ноги. И это лишь один случай из тысяч, о которых нам известно [164] Ibid. .

Проработав в Уфе всего пять дней, Келли полностью осознал важность того, что раньше пренебрежительно называл кормлением младенцев. “Удивишься ли ты, если я скажу, что прикипел к этой работе и начну протестовать, если меня попробуют вернуть в Москву, в штаб-квартиру миссии?” [165] Ibid. Становясь свидетелями страданий, они чувствовали, как их сердца “томятся желанием помочь всем этим людям. Во всем огромном округе, где живет 3 ооо ооо человек, нет иного источника помощи, кроме АРА. Четверо американцев – их единственная связь с внешним миром” [166] Ibid. .

Со временем АРА открыла в Уфимском округе около 2 тысяч кухонь, и Келли посетил примерно 50 из них – лишь малую часть, как признавал он сам, но больше, чем любой другой сотрудник АРА. Для него ничто в России не могло сравниться с этими визитами. “Входя на кухню и видя, как голодающие дети глотают нашу еду, я забывал обо всех тяготах и неудобствах нашего быта” [167] Ibid. . Когда в нем накапливалось раздражение от взаимодействия с советскими чиновниками, он “бросал все и шел на ближайшую кухню АРА, чтобы посмотреть на детей и вернуть себе уверенность, что помощь им того стоит” [168] Ibid. .

Вечером 7 января американцев пригласили на рождественский ужин у Рухса. Среди гостей оказался новый башкирский представитель при АРА. Побеседовав с Келли, он пообещал сообщить ему огромное количество интересной информации о Башкирии, не сомневаясь, что американцы будут рады больше узнать об этой республике. “Кто вообще слышал о Башкирии? – спросил Келли у Джейн. – Я не слышал о ней ничего. Эти башкиры относятся к нам очень дружелюбно, и кажется, что в их столице у наших ног – вся страна. Возможно, мы сойдемся на нескольких затейливых полотенцах с необычными цветастыми узорами” [169] Ibid. . Со временем Келли проникался все большим уважением к башкирам. Работать с “башами”, как он их называл, было гораздо легче, чем с русскими, – возможно, потому что они казались “гораздо более сообразительными”. Башкиры, в свою очередь, прекрасно ладили с американцами и были высокого мнения о них, отчасти потому что при первой встрече Белл напоил президента Башкирской республики до бессознательного состояния, а это была задача не из легких.

Впрочем, не все в Уфе спешили помогать американцам. Через несколько дней в коридоре возле комнаты Келли начался пожар. Сам Келли в это время спал, но внимательный служащий заметил пламя и быстро его потушил. Когда дым рассеялся, на месте пожара нашли канистру из-под керосина: это был поджог. “Какой-то добрый и благодарный русский сегодня ночью пытался поджечь наш дом”, – саркастично заметил Келли [170] Ibid. . Они с Эльпериным сообщили об инциденте в ЧК, и там им предложили приставить постоянный караул к дому АРА на улице Пушкина. Идея показалась американцам хорошей, но когда караульный пришел в отделение, сотрудникам хватило одного взгляда на этого мужлана, чтобы понять, что им будет спокойнее без него, и его отправили домой. Решение, впрочем, оказалось поспешным – на той неделе дом ограбили четыре раза. Американцы не знали, что им делать. “Мы могли поставить на караул военных, – пояснял Келли, – но они воровали не меньше остальных” [171] Ibid. .

Сведения о грядущих больших переменах пришли в Уфу 4 января, когда американцы получили телеграмму, в которой сообщалось, что президент Гардинг поручил АРА распределить в России 20 миллионов бушелей пшеницы. Никаких подробностей в телеграмме не было. “Подробностей нет, – написал Келли. – Нам просто сказали «готовиться к большим делам»” [172] Ibid. . Перспектива казалась одновременно волнующей и пугающей. Поздно вечером 6 января Келли с Беллом решили обсудить эту новость. Они радовались, что Америка готова прислать больше продовольствия, чтобы помочь нуждающимся, но понятия не имели, как будет распределяться это продовольствие. Ожидалось, что в последующие шесть месяцев в Уфу прибудет 350 тонн пшеницы – тогда еще никто не знал, что вместо пшеницы пришлют кукурузу, – а значит, в день в город будет приходить не по два, а по двадцать вагонов зерна. Опираясь на свои знания о российской железнодорожной системе, Келли не сомневался, что она не выдержит такого количества грузов и сломается. Более того, даже если железные дороги справятся с нагрузкой и зерно будет доставлено на станции, не найдется достаточного количества здоровых лошадей, чтобы развезти продовольствие по деревням, многие из которых лежали под снегом в сотне километров от ближайшей железной дороги. По оценке Келли, перед ними стояла “ужасающая” задача.