Клаудио Ингерфлом - Аз есмь царь. История самозванства в России

Во-вторых, из этого можно было сделать заключение о единодушии народа и верхушки относительно трона. Значительная часть населения во главе со старообрядцами так много ждала и требовала от царя в социальной сфере и в соблюдении религиозных и культурных традиций, что удовлетворить их мог бы лишь Христос . Но и Петр, хоть он и стоял на другом конце социальной лестницы, сделал все, чтобы стать человекобогом и поднять трон на недосягаемую для простых смертных высоту. Здесь уместно вспомнить Англию. Историк Эдмунд Морган считает, что сакрализация короля, вероятно, была продиктована желанием принудить его к действиям, достойным божества. К концу XVII века он был так высоко превознесен палатой общин, что не мог ничего делать, не боясь умалить своей божественной природы. Политическое тело короля всегда желало своим подданным лучшего, но кто знал интересы этих последних лучше, чем их представители, собравшиеся в палате общин? Если что-то идет не так, утверждал сэр Роберт Фелипс, один из лучших ораторов палаты, «это не потому, что Карл сам себе посоветовал поступить подобным образом, но потому, что королю дали дурной совет другие». Если действия короля противоречат закону, значит, он просто не знает, что происходит. Если чиновник выполняет дурной приказ короля, ответственность ложится на него, ибо королю плохо разъяснили суть дела. Таким образом, соотнося честность, мудрость и авторитет короля с его сакральностью и декларируя собственную лояльность, палата получала свободу маневра для того, чтобы осуществлять управление и ставить предел власти монарха и его вельмож. Палата общин превознесла короля до такой степени, что он оказался недосягаем для смертных, за исключением членов самой палаты, поскольку она претендовала на представление интересов всех королевских подданных, вверенных заботе Бога. Однако, как бы это ни выглядело со стороны, стремление палаты объявить короля сакральной фигурой объяснялось действиями «заблуждающегося» монарха, наносившими все больший вред интересам парламента, и было равносильно тому, чтобы требовать от него идеального, невыполнимого поведения. Палата общин возвысила короля до того недостижимого им места, что возникла угроза потери связи между его политическим и биологическим телом: второе безусловно принадлежало королю Карлу, в то время как первое отделилось от короля, найдя пристанище в парламенте. Народный дискурс и оппозиция имели в России свою специфику, но в одном были схожи с поведением палаты общин: они способствовали очеловечиванию царя. Однако расхождение между ними было весьма существенным: в Англии мишенью для критики было политическое тело королевства, в России – физическое тело каждого из царей. В глазах народа – и это тоже следовало из стратегии Петра I – только Отец, тот, что предстает на страницах Библии и кому свойственна непогрешимость, только Он объединяет в себе качества, необходимые для монарха. Вот что неизбежно обрекало на неудачу любую попытку коллективной сакрализации каждого отдельного царя. Таково было наследие Петра в области передачи трона. Непомерностью самосакрализации он продемонстрировал невозможность ее осуществления. Он оставил престол вакантным и в то же время, вследствие своих амбиций, сделал его недоступным. Эта недоступность смыкалась с настроениями народных кругов, ведь если последние хотели видеть на троне человека, который претворит в жизнь их чаяния, их ожидания обещали быть вечными, неизменно заканчиваясь очередным разочарованием.

Никто не сделал так много, как Петр, чтобы затормозить секуляризацию власти и рождение современной политики. Он требовал религиозного поклонения, основанного на харизме, которую ему без посредничества каких-либо третьих лиц вверил Святой Дух. Для тех, кто считал его лжецарем, Антихристом или человеком, подменившим собой настоящего Петра, все сводилось к вопросу о подлинности его физического тела, в то время как процедура легитимации не ставилась ими под сомнение. Слова об отмеченности Святым Духом звучали правдоподобно, поскольку допускалось существование прямой связи между человеком и Богом. Но если Святой Дух может снизойти на каждого, почему Государь должен быть единственным, на кого Он снисходит? Народ обратил себе на пользу богословско-политическую риторику власти. Каждый мог стать царем. Царский трон был вакантным и недоступным, но в то же время… открытым для каждого встречного.

Петр и народ в конце концов все же встретились. Не так, как чаял государь, не в виде безоговорочного принятия людьми Человекобога, но в форме присвоения народом стратегии самодержавия и обращения ее против императора. С первых лет царствования Петр всячески выпячивал собственное физическое тело, сначала подчеркивая свою маскулинность, потом силясь заслужить харизму личными достижениями. В то же время он раздавал «холопам» некогда священные символы царского достоинства, окружив их атмосферой балагана и святотатства: царское платье пожаловано Ромодановскому, звание «царя и государя» – Ивану Бутурлину. Простой народ научится у императора переводить царское достоинство от функции к личности, обосновывая это необходимостью удостовериться в подлинности самозваных царей и при этом походя отрицая истинность правящего монарха.

Возьмем случай из практики самозванчества, относящийся к 1732 году: деревенские мужики подозревали очередного лжецаревича в обмане, и чтобы рассеять их подозрения, тот вынужден был удвоить усилия и пройти установленные процедуры верификации, устроив особый ритуал, по ходу которого разъяснял смысл производимых им магических манипуляций. Действие разворачивалось в деревне Тамбовского уезда. Тимофей Труженик, как впоследствии выяснилось, монастырский крестьянин, объявил себя царевичем Алексеем Петровичем. Столкнувшись с недоверием местных жителей, он предложил: «Буде вы не верите, ест ли де у вас такой человек, который бы, смотря на землю, узнал, как ево зовут, те бы де показал вам о мне подлинно». К нему привели знахаря, потом нескольких колдунов из соседних деревень, славившихся умением гадать по земле. Тогда Труженик поставил перед ними ковш с водой и насыпал в него горсть земли. Первый колдун, изучив влажную землю, признал в Труженике царевича Алексея, но крестьяне, сознавая, чем может обернуться ошибка в таком деле, решили найти еще нескольких колдунов, чтобы повторить операцию. Очевидно, что Труженик апеллировал к общей для него и крестьян культуре. Это прослеживается по обрывку фразы, которую он произнес, пытаясь убедить одну крестьянку, что он царского происхождения: «На перекрестках насыплю деньги, буду царевичем на земле». Во-первых, самозванец обещает произвести действие, составляющее часть обрядов свадебного венчания и венчания на царство (то, что они обозначаются одним словом, только подчеркивает их связь). Во-вторых, обратим внимание на место. Согласно народным поверьям, перекресток – место, где вершится будущее 6 6 Перекресток (место пересечения дорог; крест, вызывающий ассоциации со словом «перекрестить», «повторно крестить») также считался владением Нечистого, где занимались наведением порчи и предавали земле тела самоубийц и неопознанные трупы. Когда Раскольников в «Преступлении и наказании» сознается Соне Мармеладовой в убийстве старухи-процентщицы и спрашивает, что ему делать, Соня говорит, чтобы он шел на перекресток, поклонился народу, поцеловал землю, а потом, поклонившись на все четыре стороны, во всеуслышание объявил о своем преступлении; только тогда Бог вернет его к жизни. . Но главное здесь – упоминание земли. В XIX веке этнолог С. В. Максимов описал обряд, существовавший в тех краях, по всей видимости, достаточно древний. Вечером 31 декабря, по окончании церковной службы, местные крестьяне шли на перепутье двух дорог, чертили на земле крест, припадали к нему ухом и слушали, что скажет им земля. Если шум, который они слышали, напоминал звук груженых дровней, год обещал быть плодородным, если пустых – деревне грозил неурожай.