Александр Фокин - «Коммунизм не за горами». Образы будущего у власти и населения СССР на рубеже 1950–1960-х годов

Другие представители власти также являлись носителями убеждений, связанных с представлениями о неизбежной победе коммунизма. Свидетельством тому является, в частности, следующий разговор Ф. Бурлацкого с директором Института мировой экономики и международных отношений АН СССР А. А. Аразумяном:

«— Ты, Федор, счастливый, ты доживешь до такого времени, когда социализм победит во всей Европе.

— И когда же это произойдет по вашему предположению, Анушаван Агафонович? — спрашивал я не без ехидства.

— Не позже, чем через пятнадцать-двадцать лет.

— А каким путем? Революции, что ли, произойдут в странах Западной Европы, или социалисты и коммунисты объединяться в парламентах, или еще как-нибудь?

— Я не знаю, каким путем, — отвечал маленький человек. — Но твердо знаю, что социализм — дело одного, двух десятилетий» [323] Бурлацкий Ф. Глоток свободы. М., 1997. Кн. 1. С. 96. .

Собственно, если человек, близкий к правящей верхушке, бывавший за рубежом и видевший разницу между двумя системами, имел «детскую» веру в грядущее и недалекое торжество коммунизма на всем земном шаре, то что можно говорить о простом человеке, чей взгляд ограничивался горизонтами, воздвигаемыми официальным дискурсом. Мысль о скором завершении коммунистического строительства и переходе к новому общественному устройству имела значительные шансы на укоренение в сознании части населения.

В литературе можно выделить две тенденции в характеристике отношения населения к коммунизму. Ф. Бурлацкий пишет, что «новая Программа КПСС была встречена с энтузиазмом во всей партии и в народе, с надеждой и верой в то, что в короткие исторические сроки удастся добиться крупнейших результатов в экономическом и социальном развитии страны, радикально поднять уровень народного благосостояния. В этом были уверены, кажется, все» [324] Там же. С. 101. . Этому мнению противостоит позиция других современников — П. Вайля и А. Гениса: «В самом прямом смысле в конкретные цифры Программы никто не поверил. <���…> Надо отдавать себе отчет в том, что никто и не заблуждался насчет построения коммунизма в 20 лет. Любой мог выглянуть в окно и убедиться в том, что пока все на месте: разбитая мостовая, очередь за картошкой, алкаши у пивной. И даже ортодокс понимал, что пейзаж не изменится радикально за два десятилетия» [325] Вайль П., Генис А. 60-е: мир советского человека. С. 13, 16. . Обе точки зрения представляются равнозначными и имеющими право на существование, поскольку на рубеже 1950–1960-х гг. они не противостояли друг другу, а существовали параллельно. Кроме того, не стоит сбрасывать со счетов субъективный фактор в оценке эпохи: Бурлацкий как один из авторов III Программы КПСС должен был испытывать определенную гордость за свой труд, в отличие от эмигрантов Вайля и Гениса. Таким образом, важное значение здесь имеет не столько действительность, сколько та точка зрения, которую избирает наблюдатель.

Советская жизнь предоставляла достаточный материал как для оптимизма, так и для скептицизма. Практически любой автор, обращающийся к 1950–1960-м гг., отмечает, что в советской действительности происходили существенные изменения в лучшую сторону. В июне 1956 г. была введена новая система пенсионного обеспечения, что увеличило размер пенсии. Вместе с этим вводился пенсионный ценз, один из самых низких в мире: для мужчин 60 лет, при стаже работы в 25 лет, для женщин 55 лет, при стаже в 20 лет. Исключительное значение имело то, что впервые в стране устанавливалось государственное пенсионное обеспечение для колхозников [326] Пыжиков А. В. Оттепель: идеологические новации и проекты (1953–1964). М., 1998. С. 97. . 1961-й, год принятия новой Программы партии, начался с денежной реформы, в 10 раз укрупнившей рубль. Рост среднемесячной номинальной заработной платы рабочих и служащих составил за 10 лет практически 50 %: 679 р. в 1953 г. и 98 р. 50 к. (987 р.) в 1964 г. Возросло потребление мяса, молока, рыбы [327] Аксютин Ю. В. Указ. соч. С. 345. . Самые доступные из коммунистических новаций начали реализовываться уже в 1962 г.: в столовых появились хлебницы с бесплатным хлебом — ешь сколько влезет. В городском транспорте, трамваях, троллейбусах и автобусах исчезли кондукторы, взимавшие плату за проезд. Со временем число бесплатных услуг населению должно было увеличиться [328] Хрущев С. Н. Никита Хрущев: реформатор. С. 759. . Успехи Советского Союза венчались полетом Ю. А. Гагарина в космос, о значении данного факта говорилось выше. Все это подготавливало почву для оптимистичного восприятия положений Программы партии.

Сдвиг в сознании части населения, произошедший в 1961 г., находит свое отражение в комплексе корреспонденции, в котором граждане предлагают с 1961 г. ввести новое летоисчисление, объявив этот год первым годом новой эры — эры коммунизма и освоения космоса [329] РГАСПИ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 306. Л. 1. . Воспринимая эти умонастроения, П. Вайль и А. Генис главу, посвященную коммунизму, называют «20 лет до н. э.». Другие граждане, ссылаясь на Н. С. Хрущева, писали о том, что отправной точкой для нового календаря должна была стать Великая Октябрьская социалистическая революция. В Программе партии планировалось закрепить это положение и к 50-летию Октябрьской революции принять календарь коммунистической эры. Подобно деятелям Французской революции, авторы писем о реформе календаря не останавливались на определении новой точки отсчета, они хотели подыскать новые названия дней и месяцев, дабы наполнить их новым смыслом. Один из участников «всенародного обсуждения» Программы партии писал: «Зачем нам нужно называть „июль“ в честь Юлия Цезаря? Не лучше ли назвать месяцы в честь выдающихся марксистов? Или выдающихся побед в строительстве коммунизма?» [330] Там же. Ф. 599. Оп. 1. Д. 170. Л. 14. Это позволяет говорить о том, что коммунизм для части населения был некой иной реальностью, которая должна иметь как можно меньше общего с прежним образом жизни.

Вместе с тем в советской действительности было множество нелицеприятных моментов, постоянные столкновения с которыми в повседневной жизни мешали процессу сливания с коммунистической «утопией». Об этих проблемах активно писал «Крокодил», но любой советский человек и без журнала знал, что недостатков в советском обществе еще предостаточно. Простые люди на себе ощущали, особенно после кризисных явлений первой половины 1960-х гг., невыполнимость поставленных задач. Данный факт можно проиллюстрировать письмами в редакцию журнала «Коммунист»: «Как можно требовать от советских людей какой-то социалистической идеологии, когда социализм не дал реального обеспечения для развития человеческой личности. <���…> Возьмем не вашу государственную статистику, а возьмем реальную жизнь советских людей в массе. Возьмем „конкретную экономику“ советских людей, возьмем в массе советскую интеллигенцию: инженеров, врачей, учителей и т. д. Ведь это сплошная нищета» [331] Цит. по: Пыжиков А. В. Указ. соч. С. 100. . В другом анонимном письме писалось, «часто по радио болтают, что у нас подходят к коммунизму, да подохнем до коммунизма. У Вас, конечно, коммунизм, ну а у нас голодизм и дороговизм» [332] Цит. по: Пыжиков А. В. Указ. соч. С. 101. . Подобный скептицизм бытовал не только среди обычных людей, но и среди партийно-государственных деятелей. Так, А. Т Твардовский записал от публики в санатории «Барвиха» такие воспоминания: «Живут люди под одной крышей, здороваются, встречаются в столовой, в кино, на прогулках — люди больные и здоровые, но люди не рядовые, руководящие, видные партийные. И никогда не произносят слова „коммунизм“ иначе, чем в шутку, — по поводу бесплатного бритья в парикмахерской и т. п.» [333] Твардовский А. Рабочие тетради 60-х годов // Знамя. 2000. № 6. С. 35. .