Джульет Баркер - Азенкур: Генрих V и битва которая прославила Англию

Наличие такого мощного замка свидетельствовало о стратегической важности этого места и должно было сдержать любое нападение. Но Генрих, опытный солдат и мастер тактики, без колебаний форсировал марш под носом у гарнизона. Он знал, что, хотя сам замок был практически неприступен, город был его слабым местом. В отличие от больших торговых городов Нормандии и Пикардии — Арфлера, Дьеппа, Аббевиля, Амьена, Перонна, Булони — Арк не имел укреплений. Если гарнизон города оказывался в опасности, он мог укрыться в замке, где и для горожан можно было найти место, но их имущество находилось во власти мародеров.

Необходимость переправиться через реку, на этот раз заставила Генриха V не уклоняться от конфликта. Он приказал своим людям занять боевые позиции на виду у всего замка, а сам стал во главе, появившись в первых рядах. (Его знамена и герб, начертанный на груди, выделили бы его, даже если бы на нем не было шлема с короной). Гарнизон предпринял слабую попытку сопротивления, выстрелив несколько раз из пушек, чтобы не дать ему приблизиться, но не причинив никакого вреда. Весть о том, что случилось с Арфлером, уже распространилась по всему герцогству Нормандия, и гарнизон в Арка не хотел становиться мучениками за дело короля Франции. Когда король направил к защитникам посланников, угрожая сжечь город и окрестности, если они не дадут ему свободного прохода, они отказались от всякого притворного сопротивления и быстро пошли на соглашение. В тот же день они передали заложников, хлеб и вино для его войск, которые он потребовал в качестве платы за сохранения окрестностей, убрали бревна, перегораживающие мосты и вход в город, и позволили королю и его армии беспрепятственно пройти на другой берег. [436]

То, что произошло в Арке, должно было стать примером для дальнейшей кампании Генриха. Он тщательно избегал крупных городов, обнесенных стенами, но наличие замка, каким бы устрашающим или хорошо обеспеченным гарнизоном он ни был, не могло отклонить его от намеченного маршрута.

12 октября, переночевав в полях близ Арка, англичане возобновили свой путь вдоль побережья, направляясь к Э, "последнему городу Нормандии". Когда их разведчики приблизились, часть гарнизона вышла им навстречу. Последовала рыцарская схватка, достойная страниц Фруассара. Среди французов был "очень доблестный оруженосец", Ланселот Пьерс, которому не терпелось продемонстрировать свою доблесть против захватчиков. В знак вызова он выставил свое копье, вызов был принят одним из английских рыцарей или эсквайров. Двое рыцарей бросились навстречу друг другу, но прежде чем Пьерс успел нанести удар, он сам получил удар в живот копьем от своего противника, которое проскочило между пластинами его доспехов. Зная, что смертельно ранен, он не дрогнул, а отомстил за свою смерть, убив противника. Те, кто был свидетелем этого смертоносного поединка, заметили, что двое бойцов столкнулись с такой силой, что их копья прошли сквозь тело друг друга. Этот подвиг обеспечил Ланселоту Пирсу место в анналах французского рыцарства, хотя его не менее достойный противник погиб безымянно, а значит, по тогдашним понятиям, напрасно. После этой индивидуальной стычки английским разведчикам удалось загнать остальных участников вылазки обратно в город, нанеся им новые потери и ранения, но они и сами получили несколько ранений. [437]

Сражаться с разведчиками — это одно дело, но когда к Э двинулась основная масса английской армии, гарнизон благоразумно решил остаться за его крепкими стенами. После успеха при Арке Генрих решил снова применить ту же тактику. Когда его люди расположились на ночлег в соседних селах и деревнях, он послал гонцов в Э, требуя определенное количество еды и вина в обмен на то, что они не будут опустошать всю округу. Это возымело желаемый эффект. Заложники были выданы, хлеб и вино были быстро доставлены, а войска гарнизона сидели сложа руки, пока англичане готовились к отходу на следующий день. [438]

До сих пор поход на Кале проходил точно по плану. Хотя французские хронисты привычно повторяли, что англичане бездумно сжигали и уничтожали все на своем пути [439](как это происходило бы при традиционном шевоше), это было явно не так. Одной лишь угрозы было достаточно, чтобы заставить местное население смириться. Французы вели себя так, как они всегда вели себя при столкновении с английскими шевоше, отступая за свои укрепления и прибегая к наименьшему сопротивлению, чтобы заставить врага как можно быстрее двигаться дальше и покинуть их территорию.

Но, конечно, это был не обычный грабительский поход. Целью короля было спровоцировать битву, и некоторые из пленных, захваченных по пути, сообщали, что большая французская армия готова к сражению в течение следующих двух дней. "Но среди нас были разные мнения о том, когда начнется сражение, — прокомментировал капеллан. Одни считали, что вожди арманьяков не осмелятся оставить Руан и выступить против них, опасаясь, что герцог Бургундский воспользуется возможностью либо напасть на них сзади, либо с триумфом вернуться в Париж. Другие считали, что какими бы ни были их разногласия в прошлом, герцоги Бургундии и Орлеана объединятся перед лицом английской угрозы. [440]Хотя Аррасский мир был согласован между арманьяками и бургундцами в сентябре 1414 года, а официально заключен и отпразднован в Париже в феврале 1415 года, Иоанн Бесстрашный не был доволен его условиями. Хотя предполагалось, что мирное соглашение предоставит амнистию всем участникам междоусобицы, королевский указ от 2 февраля в одностороннем порядке исключил пятьсот изгнанных из Парижа в 1415 году сторонников бургундца, кабошьенов, из числа амнистируемых. Когда герцог узнал, что его собственные послы согласились на это, он пришел в ярость и сурово отчитал их. Арманьяки из окружения дофина "пытаются всеми средствами, которые они только могут придумать и представить, добиться полного уничтожения нас и наших", — гневался он; "мы сообщаем вам, что предпринятые действия были и будут нам неприятны… и мы не хотим, чтобы вы каким бы то ни было образом продолжали их. И если, не дай Бог, [дофин] будет упорствовать в этой цели, и не будет никакой возможности другого соглашения, почетного для нас и для наших, мы хотели бы, чтобы вы покинули его". [441]В то время как другие французские принцы и их сторонники по всей стране давали клятву соблюдать условия договора, герцог Бургундский оставался в стороне, настаивая на том, чтобы пятьсот кабошьенов были включены в общую амнистию, прежде чем он даст клятву. Только 30 июля, за несколько дней до начала вторжения англичан, он, наконец, подчинился. Но и тогда он сделал это условно, подписав официальный документ, составленный втайне папскими нотариусами, в котором говорилось, что его присяга зависит от помилования дофином всех его сторонников, включая кабошьенов. В письмах, которые он отправил дофину, заверяя свою клятву, он также включил пункт, подразумевающий, что он будет считать ее действительной только в том случае, если арманьякские принцы выполнят свою часть договора. [442]