Джульет Баркер - Азенкур: Генрих V и битва которая прославила Англию

Пока Филипп Морган, английский тайный посланник, следил за тем, чтобы герцог Бургундский соблюдал условия соглашения с Генрихом V о невмешательстве, другие играли аналогичную роль с герцогом Бретани. 28 июля, незадолго до отплытия во Францию, Генрих назначил мастера Джона Ховинхема и Саймона Флита для ведения "тайных дел" с герцогом, и в течение первой недели осады Арфлера было объявлено перемирие между Англией и Бретанью. 23 августа Ховинхем и Флит отправились из Лондона в Бретань и, как и Морган, вернулись только в декабре. [485]Совпадение этих двух миссий к французским союзникам Генриха во время его вторжения во Францию слишком поразительно, чтобы его игнорировать. Хотя Ховинхем и Флит в конечном итоге добились успеха в попытке убедить герцога Бретани сохранить нейтралитет, их задача была более сложной, поскольку герцог имел от этого меньше выгоды, чем Иоанн Бесстрашный. (Его амбиции были ограничены увеличением независимости его герцогства, а не контролем над короной Франции). [486]

Два других французских герцога также отсутствовали в армии, это были Жан, герцог Беррийский, и Людовик, герцог Анжуйский. Оба они остались в Руане и не двинулись с остальной французской армией на Амьен. Герцогу Беррийскому было семьдесят пять лет, и его преклонный возраст исключал его активное участие в боевых действиях, но, будучи дядей Карла VI, его старшинство давало ему необычный авторитет среди его враждующих племянников и правнучатых племянников, и он, несомненно, был бы полезным советником на поле боя. У Людовика Анжуйского не было такого оправдания, хотя никто, кажется, не обвинял его так, как позже обвиняли герцогов Бургундии и Бретани. Возможно, это произошло потому, что Беррийский и Анжуйский намеревались остаться в Руане в качестве арьергарда. У них были небольшие силы, и их присутствия могло быть достаточно, чтобы предотвратить отступление англичан, при столкновении с более крупной армией на севере. Более вероятной причиной представляется то, что они были там просто для защиты Карла VI и дофина. Королевский совет, собравшийся в Руане и принявший решение дать сражение англичанам, также постановил, что ни король, ни его старший сын не должны там находиться. Герцог Беррийский, помня о судьбе своего отца Иоанна II, который попал в плен к англичанам в битве при Пуатье в 1356 году и провел много лет в заключении в Англии, решительно возражал против сражения. По словам его собственного герольда, он был в ярости на герцогов Орлеанского и Бурбонского и Карла д'Альбре за то, что они бросили вызов Генриху V, и отказался позволить королю покинуть Руан. "Он сказал, что лучше проиграть только битву, чем и короля, и битву". [487]

Учитывая очевидность того, что душевное заболевание Карла VI сделают его обузой на поле боя, восемнадцатилетний наследник престола должен был стать естественным выбором для руководства армией, пусть даже только номинально. Генрих V, в конце концов, активно участвовал в кампаниях в Уэльсе с раннего подросткового возраста и принял участие в сражении еще до своего семнадцатилетия. Но Людовик Гиеньский не был вдохновляющей фигурой, и уж тем более не был тем, на кого могли бы равняться пэры Франции в качестве лидера. "У него было приятное лицо, — заметил регистратор парижского парламента, — он был достаточно высок, в его теле было много жира, он был тяжел, медлителен и малоподвижен". По мнению монаха Сен-Дени, причиной тучного телосложения дофина был тот факт, что он был ленив и не очень любил упражняться с оружием. Он любил носить драгоценности и богатую одежду, не дружил с другими синьорами, в отличие от своего отца, и не был приветлив даже с домочадцами. Он не терпел никакой критики, игнорируя свои многочисленные недостатки, в числе которых было превращение ночи в день. Дофин завтракал в три или четыре часа дня, когда просыпался, обедал в полночь и ложился спать на рассвете. Те, кто знал его, говорили, что если бы он прожил дольше, то превзошел бы всех других современных принцев в необычайной экстравагантности своей одежды, в чрезмерном количестве своих лошадей и свиты, а также в показной щедрости по отношению к церкви. В целом, он был абсолютной противоположностью Генриха V и не был тем, перед кем другие принцы крови охотно преклонялись бы. [488]

Даже если бы дофин был более боевым человеком, существовало бы еще две причины, которые могли бы объяснить решение держать его подальше от сражения. Первая причина была исключительно практической: личный риск был слишком велик. Кристина Пизанская признавала, что "нет сомнения, что рыцари, оруженосцы и вся армия будут храбрее сражаться, видя своего господина во главе их, готового жить и умереть вместе с ними", но даже она утверждала, что лучше, чтобы он отсутствовал, потому что "никто не может предугадать, какой стороне Бог подарит удачу победы". Если король или принц был убит, попал в плен или сбегал, это было потерей чести не только для него самого, но и для всех его подданных и страны. [489]

Вторая причина, по которой дофин оставался в безопасности в Руане со своим отцом, заключалась в том, что арманьяки в королевском совете не хотели вести их обоих в логово льва. Для них львом был не Генрих V, а Иоанн Бесстрашный, и как только Генрих V перешел Сомму и продолжил свой путь к Кале, он вошел в самое сердце бургундских владений. Все знали, что герцог набирал армию, и его прибытия во главе ее ожидали ежедневно. Многие считали, что он находится в союзе с англичанами, и боялись, что он объединится с ними, особенно если его соблазнит перспектива разгрома арманьякской армии, возглавляемой королем Франции и его собственным зятем, дофином. Этот призрак становился еще более серьезным из-за перспективы того, что любой конфликт будет происходить в землях герцога, которые все еще страдали от жестокой арманьякской кампании предыдущего года. Никто не знал, что может произойти. Оставшись в сравнительно безопасном Руане, король и дофин могли быстро вернуться вниз по Сене в Париж в случае, если англо-бургундские войска объединятся на поле боя.

Так случилось, что тысячи французов, добровольно откликнувшихся на призыв к оружию для защиты своей страны, оказались в армии, которой, несмотря на подавляющее превосходство в численности и вооружении, не хватало одного, абсолютно необходимого. У нее не было командира. И ей предстояло столкнуться с врагом, единственное преимущество которого заключалось в том, что он был превосходно управляем.

Как только Генрих V увидел, что французы заняли свои позиции, он "очень спокойно и совершенно не обращая внимания на опасность" приказал всем своим людям разойтись и выстроил их в боевой порядок, "как будто они должны были немедленно вступить в бой". Каждый командир получил отведенное ему место и инструкции, а сам король прошел сквозь строй, подбадривая людей. "Он увещевал их готовиться к битве, оживляя их сердца своим неустрашимым видом и утешительными словами". Его священники также были заняты, выслушивая исповеди людей, которые думали, что их ждет смерть. "И там можно было видеть, как англичане, думая, что в этот день им предстоит сражение, проявляли великую набожность, падали на колени, поднимали руки к небу, вознося молитвы Богу, чтобы Он взял их под свою защиту". Жан Лефевр сеньор де Сен-Реми, бургундский хронист и гербовый король ордена Золотого руна, который написал это, очевидно, не ожидал, что его читатели поверят ему, так как он добавил вызывающе, что это правда: "Я был там и видел эти вещи своими собственными глазами". Два валлийца, Томас Бассегл из Кардиффа и Джон Уильям ап Хауэлл, были позже арестованы в Соустоне в Кембриджшире слугами сэра Эдмунда де ла Поля "во время паломничества в Уолсингем во исполнение клятвы, данной на поле боя". [490]Они были не единственными, кто поклялся совершить паломничество, если переживут тот день.