Джульет Баркер - Азенкур: Генрих V и битва которая прославила Англию

Больше всего поражает не столько то, что командиры кавалерийских отрядов не смогли достичь своей цели в сражении, сколько то, что почти все они спаслись. Клинье де Брабант, Луи де Бурдон, Гектор и Филипп де Савез, Жоффруа де Бусико, Жан Мале, мессир де Гравиль, Жорж, мессир де ла Тремуй (еще один неприятный персонаж, который несколько лет спустя вытащил мессира де Жиака голым из его постели, утопил его и женился на его вдове) [554], Жан д'Анженн, Аллен де Галанн, Ферри де Мейли, [555]все они выжили и избежали плена. Это сделало их уникальными среди отряда, сражавшегося за Францию в тот день, и придало вес современным подозрениям на то, что после неудачной попытки уничтожить английских лучников, они не предприняли больше никаких попыток присоединиться к своим соотечественникам в сражении. [556]По словам Жиля ле Бувье, кроме горстки убитых, "все остальные не выполнили свой долг, так как позорно бежали и не нанесли ни одного удара по англичанам". Как глашатай и регистратор подобных вещей, он должным образом отметил имена каждого из этих лидеров в списке вечного бесчестия. [557]

Неудача кавалерийской атаки имела гораздо более серьезные последствия для французов, следовавших по ее следам, чем для тех, кто в ней участвовал. Продираясь сквозь размешанную грязь и стараясь не быть затоптанными бегущими лошадьми, они оказались полностью во власти английских лучников, которые обстреливали их залпом за залпом. Стрелы летели так густо и быстро, что французы были убеждены, что Генрих устроил в лесу Трамекур тайную засаду из двухсот отборных лучников, чтобы атаковать их и с флангов. (Эта история была повторена несколькими хронистами, но ее категорически опроверг Лефевр де Сен-Реми: "Я слышал, как это было сказано и подтверждено как истина почтенным человеком, который в тот день был с королем Англии и в его компании, как и я, что он ничего подобного не делал"). [558]

Принятым тактическим ответом на такой обстрел был ответный огонь. Французы не смогли этого сделать. Большинство их собственных арбалетчиков и лучников находились в тылу своей армии и поэтому не могли получить четкий обзор для прицела по противнику или, более того, нанести сопоставимый массовый залп, не ранив и не убив своих людей, которые стояли между ними и их целями. Те, кто находился на флангах, имели больше возможностей для этого, но они не могли соперничать в скорости и огневой мощи с английскими длинными луками. Французская артиллерия, состоявшая из катапульт и нескольких пушек, предприняла отчаянную попытку начать обстрел, но, опасаясь английских стрел, они слишком поспешно прицелились, нанесли мало вреда и, как с явным удовлетворением рассказывал капеллан, поспешно отступили. Им удалось нанести некоторые потери, поскольку в казначейских записях отмечается, что Роджер Хант, лучник из отряда ланкаширского рыцаря сэра Джеймса Харингтона, имел несчастье "быть убитым на Азенкурской битве cum intogune [из орудия]". [559]

Пока на них сыпались английские стрелы, латники французского авангарда, за которыми внимательно следили те, кто находился в основной части армии, продолжали свой неумолимый марш к врагу. Те, кто не имел щитов (которые в то время не использовались), были вынуждены опустить забрала своих бацинетов, чтобы защитить глаза и лица от смертоносного града, сыпавшегося на них. Но даже этого было недостаточно для полной защиты, так как прорези для глаз и вентиляционные отверстия были уязвимы для узких наконечников стрел, поэтому им приходилось опускать и голову. [560]

С опущенным забралом бацинет был похож на шлем водолаза, только без подачи воздуха: он погружал владельца в дезориентирующую и изолирующую искусственную темноту. Зрение ограничивалось либо единственной щелью шириной в полдюйма, которая обеспечивала узкую горизонтальную линию обзора, либо чуть более широким отверстием аналогичной длины, закрытым вертикальными планками для защиты лица от удара меча, что создавало несколько слепых зон. Хотя забрало выступало наружу, подобно свиному рылу, и было снабжено отверстиями, позволявшими владельцу дышать, циркуляция воздуха была очень ограничена, и при сильных нагрузках задыхающийся боец должен был чувствовать себя почти задохнувшимся от недостатка кислорода. Если он осмеливался или был достаточно отчаянным, чтобы поднять забрало, то рисковал получить стрелу в лицо, как это произошло с самим Генрихом V в битве при Шрусбери. [561]

По иронии судьбы, если бы латники были профессиональными пехотинцами или пехотинцами низшего класса, такими как городские ополчения соседних городов Фландрии и Пикардии, они могли бы пострадать меньше. Легкое, более гибкое снаряжение рядового пехотинца, сочетающее пластины с кольчугой и "вареной" или выделанной кожей, делало их более уязвимыми для стрел английского длинного лука, но позволяло им двигаться быстрее и свободнее. Французская знать, одетая с ног до головы в "белый", или пластинчатые доспехи, буквально увязала в коварной грязи. В других обстоятельствах вес их доспехов — от пятидесяти до шестидесяти фунтов — был бы столь же несущественным, как для современного солдата его полное снаряжение: Бусико мог не только вскочить на коня не используя стремян, но и забраться по лестнице в полном доспехе. Французы не были тщеславными любителями поиграть в войну, как их так часто изображают. Они были закаленными ветеранами, которые всю свою жизнь провели в войнах: в крестовых походах, сражаясь в Италии, Испании и Португалии и, совсем недавно, в своих собственных гражданских междоусобицах. Они с детства привыкли носить доспехи как простую одежду.

Однако при Азенкуре грязевая трясина, созданная копытами сотен лошадей, которые неслись по только что вспаханной, пропитанной дождем земле, стала буквально смертельной ловушкой для тех, кто был в "белый" доспехах. Потея и перегреваясь в тесных металлических тюрьмах, французские латники изнемогали от непосильного труда, вынужденные ставить одну ногу перед другой, пытаясь вытащить ступни, голени, а иногда и колени из тяжелой, леденящей грязи. Тяжелые пластинчатые доспехи, которые выделяли их как знатных и богатых господ и при других обстоятельствах сделали бы их практически неуязвимыми, теперь стали их главной помехой.

Опустив головы и не видя, куда идут, французские латники, многие из которых уже были ранены стрелами, сыплющими на них, спотыкались и скользили по полю боя. Пока они пытались сохранить стройность своих рядов, им также приходилось преодолевать возникшие препятствия на своем пути: павших людей и лошадей из первого неудачного кавалерийского удара, некоторые из которых были мертвы, другие умирали или были ранены. Испуганные лошади, избежавшие резни и оставшиеся без седоков ошеломленно бежали прямо на них. Тела их собственных товарищей, упавших в грязь и не смогших подняться попадались под ноги.